ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ. Евгений Абалаков.

Пешком в высоту. 

Мы рубим ступени, ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат
И сердце готово 
К вершине бежать из груди…
В. Высоцкий.

 

В околоземный Космос пешком, а то и ползком одним из первых вступал Женя Абалаков, не просто альпинист с железными мышцами и алмазным сердцем. Это был разведчик земной культуры и гуманизма, пытливый исследователь, творец, образец Русского Человека. 
Знаменитые на весь мир альпинисты Виталий и Евгений Абалаковы родились в Красноярске. Виталий Абалаков родился в 1905 году, Евгений – в 1907. Когда в семье истинных красноярцев рождается ребенок, его приносят на Красноярские Столбы, эти одухотворенные скалы – показать Родину.

Нежной силой окрылена,
Светлой радостью дыша
Красноярская Мадонна
Поднимает Малыша.
Посмотри, мой месяц ясный
На свою Сибирь
Как сияет мир прекрасный
В глубину и в ширь.
Синь-тайга и волны-горы
Дрожь живой земли
Чудотворные узоры
Скалы-корабли.
Посмотри, как солнцу рады
Устремляясь ввысь
Скал причудливых громады
К небу вознеслись.
В этих скалах все поверья
Жизнь звенит струной
И парят сердца и Перья
В синеве земной.
Добрый Лев, Слоны и Птицы
Ростом до небес
Что б тебе не заблудиться
В той стране чудес.
Дремлют скальные Старушки
Красоту храня
Это все твои игрушки –
Родина твоя!
 
Мать умерла при родах Евгения, отец — два года спустя. Братья-погодки выросли в семье дяди. В 1925-м братья уехали в Москву учиться. Оба стали знаменитыми альпинистами, впервые покорив высшие точки Советского Союза. Поэтическая натура, блистательный Евгений прошёл по жизни непрерывным подъёмом творческих удач, славных подвигов, удивительных открытий и опасных первопрохождений
Первейший альпинист, исследователь, художник, воин, разменявший пятый десяток, так и остался в памяти людей под нежным, улыбчивым детским именем Женя Абалаков. Помнившие его произносили эти звуки всегда с улыбкой – отражением золотого солнца русского альпинизма. А на Красноярских Столбах его звали Бурундучок за небывалую легкость в лазании и Луной за круглолицую улыбчивость. 
Более строгую формулу гения Евгения вывело лицо официальное – председатель альпфедерации СССР П.С.Рототаев: «Евгений Абалаков – знамя советского альпинизма». Лучше всех была великий скульптор В.И.Мухина, сказавшая о своем ученике: «Образец Человека».
1933 г. Вольный скалолаз из Красноярска, всего два лета занимающийся альпинизмом вдруг становится локомотивом, движителем государственной Памиро-Таджикской экспедиции, штурмующей высшую точку СССР – пик Сталина, 7495 м. Акция скорее военно-политическая, чем спортивная. Типичные беды тех лет: никакого понятия о специальной подготовке, акклиматизации, примитивное снаряжение.
Достигнув с высотой предела человеческих возможностей, отборнейшие здоровяки заболевают, обмораживаются, начинают медленно умирать (двое погибли). Над пределом остается один Евгений – ангел-хранитель высотного лазарета, в который превратилась героическая эпопея. Он прокладывает путь, вешает лестницы на крутых вертикальных стенах, ставит лагеря, таскает чужие рюкзаки, а то и самих альпинистов, откапывает погребенные снегом палатки, готовит на всех воду и пищу, кормит, поит, лечит. А ещё затаскивает на седьмой километр к небу метеоавтомат весом в 35 кг, собрает его и приводит в действие.
К 3 сентября стало ясно, что экспедиция в целом терпит крах и Евгений выходит на последний рывок к вершине почти в одиночку, таща за собой очередную гирю с человеческим лицом – начальника экспедиции академика Горбунова. Это был личный секретарь Ленина, прожженный политик, наивно полагавший выжить в политмясорубке, рискуя жизнью на пике самого Сталина. День штурма истекал, и даже Евгений просто не успевал втащить обмороженного безумца на вершину. Но и в бреду горной болезни Горбунов заставляет альпиниста заранее написать записку, оставляемую на вершине, о совместном восхождении. 
Удар ветра опрокинул Евгения на твердый как фаянс снежный гребень, и он пополз, опасаясь, что следующий шквал сбросит его в пропасть. Когда удалось встать, Евгений воспарил над миром. Низкое солнце стояло под таким углом, что тень крошечного человечка распростерлась на сотни километров, накрыв собою площадь размером с некоторые государства. Пошевелив руками, Женя великодушно похлопал по зубчатым спинам высочайшие хребты Памира и принялся за работу. Нужно было натаскать плит для тура, успеть зарисовать кроки хребтов, долин, ледников, ухватить цепкой рукой художника небывалые образы.
Так было всегда. Раздвинув в очередной раз границы Человечества к небу, русский первопроходец Евгений Абалаков там за пределами жизни чертил, фотографировал, делал приборные замеры… Вершина была покорена, но Жене предстояло еще пять долгих суток сражаться за жизнь товарищей по восхождению, спуская их до лагеря 5600. Особенно трагичен был день, когда безпомощных полумертвецов выводил с того света к жизни слепой (снежная слепота, полученная при сборке метеостанции) спаситель…
Оживший в базовом долинном лагере Горбунов, любуясь мертвенно-бледными, окровавленными пальцами ног, бессвязно бормотал журналистам, жаждущим подробностей героической победы: «Когда -нибудь… но Абалаков!… Храбрость и спокойствие… Ему мы обязаны успехом и жизнью!»
Это было достижением мирового уровня. 
Вот как Абалаков описывал последние метры подъёма в своём дневнике (На высочайших вершинах Советского Союз. Е. Абалаков. Стр. 119.):
«Последний крутой тяжёлый кусочек преодолён. Справа гряда скалистых более пологих выходов. Первые плиты камней. Вершина!… Вот она! Не выдержал, от волнения и радости на четвереньках вполз и лёг на чудесные, чуть тепловатые и защищённые от холодного ветра плиты.
Первое – вытащил альтиметр. Стрелка прибора ушла на последние деления 7700 метров. Это приятно удивило. Если даже взять поправку (он показывал несколько более), то цифра всё же остаётся солидной, близкой к 7500. Температура по альтиметру минус 20 градусов. Это не точно. Он обычно не дотягивает. При сильном ветре морозит крепко. С моих усиков свисают две огромные сосульки. Борода тоже стала ледяной. Делаю схемы и зарисовки ледников, вершин и хребтов. 
Позже на страницах популярного журнала «На суше и на море» (По книге «Пик Сталина». Е. Белецкий. 1951. Стр.116-117.) он, вспоминая свои переживания, уже более подробнее отмечал:
«По вершинному, острому, как лезвие ножа, гребню, стараясь с наибольшей силой вонзать кошки и ледоруб и сохранить равновесие под ударами бокового ветра, поднимаюсь к последним скалам вершины. Странное чувство – опасение, что не дойдёшь, заставляет нарушать медленный ритм движения. Уже на четвереньках взбираюсь на скалистую вершинную площадку». 
Евгений Абалаков был первым советским альпинистом, перешагнувшим семитысячный высотный рубеж. Одновременно, это был пятый покорённый семитысячник в мире.
Продолжим воспоминания участника экспедиции:
«На полкилометра ниже в маленькой палатке, затерянной в фирнрвой пустыне, лежит Гетье. Надорванное сердце через силу гонит кровь по сосудам, безмерная слабость сковывает члены. Настроение полной примиренности с неизбежным давно охватило больного. Давно уже он уяснил себе невозможность спуска вниз, невозможность миновать ребро, по которому и в полном обладании своих сил удалось пройти с величайшим трудом. Мысли обращаются к судьбе других – товарищей, штурмующих вершину, близких, оставшихся в Москве.
Внизу, в лагере 4600, Гетье описал в своем дневнике эти часы ожидания:
«3 сентября 1933 года.
…Николай Петрович с Абалаковым ушли. Лежу один, постепенно теряю представление о времени. Перед уходом Н.П. оставил мне альпинистскую кухню со снегом и метой, но нет сил её зажечь. Знаю, что тогда опять начнётся рвота.
Думаю, что с их возвращением придётся делать попытку спускаться вниз. Совершенно себе не представляю, что буду делать. Сил нет перевернуться с боку на бок, а не то, чтобы идти. Наконец, даже если бы силой громадного напряжения удалось спуститься в лагерь 6400, дальнейший спуск по ребру по лестницам и верёвкам для меня невозможен. Лучше и не пытаться, – иначе стащишь ослабевших товарищей.
Для меня возможность гибели – не неожиданность. Я её учитывал с первого дня организации экспедиции. Жалко только Людмилу, она больна, и ей без меня будет плохо.
Погода прекрасная, ветра нет. Солнце начинает скрываться за горами. Появляется луна. Светло, как днём. Их слишком долго нет…
…От волнения моё состояние сильно ухудшается. Если они не вернутся, останусь тут. Без них и пытаться спускаться не буду…»
Ещё на километр ниже, в лагере 5900, у двух маленьких палаток на краю фирнового обрыва, стоит Цак. Он провёл здесь двое суток в полном одиночестве, дожидаясь носильщиков с продуктами, чтобы идти с ними наверх на помощь штурмовой группе. Напряженно наблюдает он в бинокль за лагерем 5600.
Здесь, в лагере 5600 кипит работа. Дудин и Гок Харлампиев добились согласия носильщиков идти на другой день в верхние лагери. Гок отбирает продукты, распределяет кладь. Доктор Маслов формирует походную аптечку. Дудин пишет подробные записки Цаку и нам в лагерь 4600.
Между тем Абалаков на северной стороне вершинного гребня находит выходы скал. Он складывает из камней небольшой тур и прячет в него консервную банку с запиской о восхождении. Затем он возвращается к середине вершинного гребня. Здесь он встречает Горбунова, пытающегося побелевшими от мороза пальцами фотографировать и определять по приборам точное расположение ближайших вершин. Абалаков вынимает походный альбом и делает спешные зарисовки.
В наступающей темноте альпинисты пускаются в обратный путь.
Блики лунного света лежали на фирновых полях, когда победители вершины вернулись в лагерь.
Гетье, считавший, что они заблудились или замерзли, услышал шуршание снега под окованными сталью шекельтонами и голос Горбунова:
– Вершина взята! Ноги целы!
Но когда сняли шекельтоны, оказалось, что у Горбунова пальцы ног жестоко отморожены. Абалаков несколько часов оттирал их снегом. Оттирания не помогли.
На другой день утром приступили к спуску. Для Гетье, пролежавшего четверо суток без еды, с тяжелым сердечным припадком, ослабевшего настолько, что он не мог пошевелиться, спуск, казалось, был невозможен. И, тем не менее, он спустился. Спустился благодаря изумительному инстинкту самосохранения, благодаря тысячелетиями выработанной способности человеческого организма приспособляться, бороться за существование.
«4 сентября.
…Нужно спускаться вниз. Каждый лишний час пребывания наверху уменьшает вероятность благополучного спуска Горбунова по ребру. Начинаю одеваться. Каждое движение дается с громадным трудом, но, к счастью, рвоты нет. Вылезаю из палатки и пытаюсь встать, но сейчас же сажусь, нет сил, голова настолько кружится, что с трудом сохраняю равновесие. Однако нужно идти. Беру рюкзак с спальным мешком и делаю несколько шагов. – Опять сажусь. Н.П. с Абалаковым пошли укреплять станцию. Пытаюсь идти один, но снег проваливается, и нет сил протаптывать дорогу. Сажусь и жду их возвращения. Наконец они приходят. Связываемся и начинаем спуск. Идти последним несколько легче, передние утаптывают снег. Через несколько десятков шагов прошу остановиться, сердце не справляется с работой. Н.П. бодрит и торопит. Я понимаю, что ему нужно как можно скорее спускаться из-за отмороженных ног. С громадным трудом встаю и продолжаю спуск. Иногда кажется, что сердце не выдержит».
Подошли к узкому фирновому гребню, в конце которого стояли палатки лагеря 6400. Гетье пошел первым. Шатаясь от слабости, балансировал он на снежном лезвии над пропастями. Следя за каждым его движением, шёл за ним Абалаков, готовый, в случае падения Гетье, спрыгнуть на противоположную сторону гребня.
Так можно было дойти до лагеря 6400. Но было неясно, что делать дальше. Спуск по скалистому ребру был неразрешимой задачей. Абалаков мог страховать на нем одного из своих больных товарищей, но не обоих сразу.
Но, подойдя к палаткам, увидели возле них людей. За полчаса до прихода штурмовиков в лагерь 6400 туда поднялись Цак, Нишан и Зекир с продовольствием и медикаментами. Помощь пришла вовремя, появилась надежда на благополучный спуск.
Следующий день пришлось провести в лагере 6400. Абалаков, бывший накануне в слишком светлых очках, ослеп.
6 сентября начали спуск по ребру. Горбунов шёл с Абалаковым, Гетье – с Цаком.
Много мужества и самоотверженности проявил Цак 30 августа, когда, стремясь возможно скорее оказать помощь верхней группе, он спустился по ребру в одиночку. Но теперь, связавшись верёвкой с шатающимся от слабости Гетье, готовым на каждом шагу сорваться в пропасть и стащить его вместе с собой, Цак показал подлинный героизм.
Гетье впоследствии записал об этом в своем дневнике;
«6/IX.
У Абалакова резь в глазах почти совсем прошла. Решаем начинать спуск. Одеваемся и вылезаем из палаток. Н.П. с Абалаковым идут впереди. Ждем с Цаком, когда они несколько спустятся, чтобы не сбросить на них камней, после чего сами начинаем спуск. Иду по узкому скалистому ребру, как пьяный. Голова кружится, ноги так слабы, что не держат. Вот уже шесть дней, как я совсем ничего не ем, а до этого четыре дня был на голодном пайке.
Смотрю вниз, на двухкилометровые пропасти. Полное безразличие – упаду или нет. Балансируя, начинаю спускаться. Руки с трудом удерживают верёвку, закрепленную на крюках. Антон (Цак) молодчина, спокоен и не торопит. Идти связанным с человеком в таком состоянии, как я, – это на грани самоубийства. Кричу ему, что страховать его не буду, так как при моем состоянии это безполезно, а я потеряю последние силы. Н.П. с Абалаковым идут также не быстрее нас. Ждём, когда они пройдут дальше. Цак даёт мне подержать свой ледоруб, я его кладу рядом, забываю о нём и при неосторожном движении сталкиваю вниз. Он делает несколько скачков по скалам и исчезает в бездне. Отдаю Цаку свой ледоруб. Положение наше сразу значительно ухудшается. Идти без ледоруба по скалам еще кое-как можно, но по ледяному склону и фирновым гребням до крайности трудно.
Начинаем спуск дальше. Оледеневшие склоны. Впиваюсь ногтями в старые ступени. Наконец, благополучно внизу. Дальше идут скалы – это легче. Дохожу до узкого снежного гребня. Он настолько узок, что ступни не помещаются на нём. Балансирую без ледоруба, как канатоходец. Упасть – это значит стащить Цака. Смотрю только на свои ноги, куда их ставить. Но и это препятствие пройдено. С помощью Цака спускаюсь по верёвочной лестнице. Остается немного до лагеря 5900. Еще усилие, и мы будем у цели. На последнем «жандарме» нас встречают носильщики. Наконец мы в лагере. Просто не верится, что мне, больному, удалось осилить этот спуск. Целиком обязан этим Цаку…»
Гущин и Шиянов отлеживались в палатке. Шиянов спал день и ночь. Гущина мучила рука. Она распухла чудовищно. Из раны шел желтый гной вперемежку с маленькими камешками. Ураим Керим с чайным отваром на глазах лежал в своем маленьком шустере. Зрение постепенно к нему возвращалось.
Приходилось удивляться здоровью и выносливости Гущина. Хотя больная рука не давала ему спать, он очень быстро оправлялся от пережитого. С каждым днём он все больше становился похожим на прежнего Гущина, веселого, толстолицего, с блестящими глазами, с стройным, не по годам молодым телом легкоатлета.
Маслаев по-прежнему неутомимо возился со своей радиостанцией. И хотя ему еще ни разу не удалось кого-нибудь «поймать», он несколько раз в день посылал в эфир мои сообщения о ходе штурма.
Вечером он провёл нам в палатки наушники. Лежа в спальных мешках, мы «ловили» Москву. Сквозь свист, треск и визг в эфире прорывались иногда отрывки концерта и фразы из речей.
На другой день утром я послал Абдурахмана на 5600 за доктором, прося его спуститься в ледниковый. Гущину становилось всё хуже, можно было опасаться осложнений.
В ожидании доктора мы отправились на наблюдательный пункт на скалы. Мы видели, как два человека спустились с третьего «жандарма» в лагерь 5900. Это, очевидно, вернулись носильщики, поднявшиеся накануне с Цаком в верхние лагери. Маслаев сменил нас на скалах. Мы спустились в лагерь. Вскоре с 5600 пришёл доктор. Он осунулся, похудел.
Он осмотрел раненую руку Гущина, удалил омертвевшие ткани и снова извлек из раны несколько мелких камешков.
К вечеру с 5600 спустились Абдурахман и Зекир. Зекир шёл, пошатываясь от усталости. Лицо его почернело, левая щека при падении была поранена о камни. Но он радостно и победно улыбался, протягивая мне маленький клочок бумаги. Это была записка Цака Дудину. Она начиналась словами:
«Только мы поднялись на 6400, как туда спустились Николай Петрович, Гетье и Абалаков. Станция поставлена, вершина взята».
С странным чувством смотрел я на этот серый клочок бумаги, положивший конец всем нашим тревогам и опасениям, возвестивший славную победу.
Восхождение было окончено, оставалось возвращение назад. Нам предстоял трудный путь по ледникам, через реки, по Алайской долине, И все же казалось, что экспедиция была окончена.
Победа далась не легко. Цак сообщал, что Абалаков заболел ледниковой слепотой, у Гетье нелады с сердцем, у Николая Петровича обморожены пальцы на руках и ногах. Поэтому спуститься они сумеют только завтра.
Но всё это не пугало: люди были живы, и это было главное. Ведь в последние дни каждый из нас в глубине души опасался их гибели.
Хотелось получить ответ на десятки вопросов, узнать поскорее подробности восхождения: все ли трое достигли вершины, в каком месте поставлена станция.
Мы начали готовиться к их встрече. Надо было прежде всего позаботиться о хорошем питании для них. Я послал Зекира в подгорный лагерь, где находился наш караван, наказав ему прислать на другой день с одним из караванщиков киичьего мяса. Остальной караван должен был придти в ледниковый лагерь 7-го.
6-го с утра доктор, Маслаев и все носильщики стали собираться на 5600 навстречу победителям вершины. Надо было помочь им при спуске и принести вниз оборудование лагерей 5900 и 5600. Маслаев захватил с собой метеорологический самописец, который решено было установить на “5600”. Елдаш и я остались в ледниковом, чтобы приготовить всё для встречи победителей. Наши «инвалиды» – Шиянов и Гущин – также не покинули своих палаток.
К вечеру мы увидели, как носильщики поднялись по ребру в лагерь 5900. Позже на снежнике между четвёртым и третьим «жандармом» показалась первая двойка, медленно спускавшаяся вниз. Из 5900 ей навстречу вышли носильщики. Уже стало темнеть, когда вторая двойка штурмовиков начала спуск по снежнику к лагерю 5900.
В ночь из подгорного приехал караванщик Талубхан с киикчиной.
7-го с утра мы начали готовиться к встрече. После десятидневной голодовки альпинисты верхней группы должны были найти в ледниковом хороший обед. Мы с Елдашом варили, жарили, пекли.
Около часа дня альпинисты начали спуск из лагеря 5900 к лагерю 5600. В ледниковом их можно было ждать к вечеру.
Уже начинает темнеть, когда из-за поворота на леднике показываются черные фигурки Дудина, Гока, Маслаева, доктора и носильщиков. Они идут тремя группами. Последняя группа движется очень медленно. Никак не удается разглядеть в бинокль, сколько в ней человек – трое или четверо.
Первым на морене показывается Абалаков. В походке этого железного сибиряка нет и следа утомления. Он идет, как всегда – скоро и споро, слегка переваливаясь с ноги на ногу, словно таёжный медвежонок. Только кожа на скулах потемнела от мороза и шторма.
Через полчаса приходит с носильщиками Николай Петрович. Ему больно ступать отмороженными ногами, вокруг глаз легли синяки усталости, но идёт он бодро. Он добирается до своей палатки и ложится. Мы снимаем с ног его башмаки: холодные, безжизненные пальцы забинтованы, бинты окровавлены.
Он сообщает первые подробности. Он достиг середины вершинного гребня, до его высшей южной точки дошел только Абалаков.
Потом я иду с Абдурахманом и Ураимом Керимом навстречу Гетье. Уже темно. Несмотря на это, Абдурахман с поразительной уверенностью находит дорогу в сераках. Мы встречаем, Маслаева, который установил на площадке у лагеря 5600 свой метеорологический самописец. Гетье, Дудина, Гока и доктора мы находим в конце сераков, перед выходом на ледник. Гок и доктор ведут Гетье под руки. Поэтому-то мы и не могли определить в бинокль численность последней группы.
Мы идем к лагерю. Доводим Гетье до его палатки, раздеваем его и укладываем в спальный мешок.
7 сентября верхняя группа вернулась в ледниковый лагерь.
Итак, восхождение окончено. Мы уходим, покидаем место, где прожили месяц, где испытали величайшие тревоги и величайшую радость.
Мы укладываем вещи, свертываем палатки. Маленький Дудин стоит в середине лагеря и распоряжается вьючкой лошадей. Маслаев терпеливо высекает на большом камне две надписи. Одна обнесена траурной каймой. Она говорит о неизбежных жертвах рудной борьбы:
При подготовительной работе трагически
погибли:
альпинист Н. А. Николаев 33 лет
и носильщик Джамбай Ирале 20 лет
Другая говорит о великолепной победе советских альпинистов. Под гербом Республики советов высечены слова:
Высочайшая вершина СССР –
пик Сталина высотой 7 495 м.
взята 3/IX 1933 г.
Доктор Маслов осматривает больных. Пальцы на ногах Горбунова по-прежнему безжизненно холодные. Маслов впервые упоминает слово «ампутация». Гетье очень слаб. Сердце расширено, работает с перебоями. Рука Гущина гноится, опухоль не спадает. При перевязке он корчится от боли. Абалакова
 нет. Этот «львёнок пика Сталина», как его называл  Горбунов, этот «человек-машина», как характеризовал его Гетье, вернувшись вчера вечером в лагерь после шестнадцатидневного восхождения, сегодня с утра решил «сбегать на соседний хребтик», чтобы сделать оттуда кое-какие наброски. «Хребтик» этот высился над ледником Сталина 800 метров отвесной скалы.
Наконец караван готов. Горбунов надевает валенки. Для него и для Гетье оставлены под верх две лошади. Мы помогаем нашим больным взобраться на седла и трогаемся в путь. Мы идём очень медленно. Лошади изнурены беспрерывной двухмесячной работой, ноги их сбиты в кровь и изранены острыми камнями. Они часто спотыкаются и падают. Мы помогаем им, тащим их вперёд по серакам и морене.
Пересекаем ледник Сталина и выходим на его высокий правый борт. Здесь мы останавливаемся и оборачиваемся назад. Мы стараемся в последний раз запечатлеть в памяти величественное сборище горных вершин, скал и ледников, среди которых прожили целый месяц.
Широкоплечий и мощный, на голову выше всех своих соседей, стоит, сверкая фирном своих граней, чернея вертикальной полосой восточного ребра, побежденный нами гигант – пик Сталина. Крутая стена, покрытая снежными сбросами, исчерченная следами лавин, соединяет его с белоснежной пирамидой пика Молотова. Справа высится стройный конус пика Орджоникидзе.
За последнее время пустынное величие этого сурового пейзажа нас угнетало. Сколько раз мы вспоминали цветущие альпийские луга и густые леса Кавказа, пенистую голубизну его бурливых потоков. Но теперь мы вновь поддаемся очарованию этой мёртвой страны скал и льда.
Караван медленно движется по зигзагам тропы, и гиганты горного царства проходят мимо нас в обратном порядке. Остаётся позади сахарная голова пика Орджоникидзе, чёрный скалистый отвес пика Ворошилова, широкая, сложенная из розового камня громада пика Реввоенсовета.
В прорыве хребта между пиками Ворошилова и Реввоенсовета высится скала. Её верхушка в точности повторяет контуры памятника Гоголю на Арбатской площади в Москве. Скала носит название «Гоголь на Памире».
К вечеру мы выходим на Бивачный. Нам предстоит пересечь его.
Караван идёт все медленнее, лошади выбиваются из сил. На опасных местах, когда тропа вьётся по краю трещин, Горбунов с нашей помощью слезает с седла и, осторожно ступая на пятки, идёт за лошадью. Гетье слишком слаб, чтобы передвигаться пешком. Со стоическим спокойствием едет он на шатающейся от усталости лошади вдоль трещин и провалов. Исхудалый, с ввалившимися щеками, он напоминает Дон-Кихота на Россинанте. И когда его конь срывается в узкую трещину, он всё так же спокойно раздвигает ноги, упирается ими в края трещины и присаживается на камни, пока его лошадь вытаскивают на верёвках.
Надвигается ночь. Абалаков, Гок Харлампиев и я покидаем караван и уходим вперёд. Мы прокладываем себе путь в полной темноте сквозь хаос ледяных бугров. Мы должны выйти к определенному месту, где в высоком валу боковой морены имеется проход. Иначе придётся перелезать через вал. Гок каким-то непонятным чутьём выводит нас к проходу, и через четверть часа мы лежим на кошмах у костра в подгорном лагере. К полдню до лагеря добираются Горбунов, Гетье и Маслов. Отряд остается в подгорном на дневку.
Горбунов составляет текст телеграмм в Москву, текст рапорта партии и правительству о выполнении 29-м отрядом труднейшего задания, о победе, одержанной советской наукой и альпинизмом.
«Москва, Кремль, товарищу Сталину. С радостью сообщаем Вам, что впервые исследованная нами в прошлом году высочайшая вершина СССР, названная Вашим именем, именем любимого вождя мирового пролетариата, взята 3/IX нашей штурмовой группой… На пике установлены две научные метеорологические станции. Группа шлёт Вам пламенный привет. Горбунов».
Обратите внимание на то, что в телеграмме этого пройдохи Горбунова нет фамилии покорителя вершины Евгения Абалакова.
В годы войны по поручению Сталина Евгений Михайлович занимался подготовкой командного состава альпийских частей Закавказского фронта. На Кавказе альпинистам пришлось действовать ещё до начала боёв. В августе 1942 г. фашистское командование бросило на фронт специально подготовленные к войне в горах дивизии «Эдельвейс» и горноегерские, чтобы с ходу овладеть перевалами Главного Кавказского хребта и выйти в Закавказье. Над населением Северного Кавказа нависла угроза фашистской неволи. Особенно остро вставала она перед жителями Баксанского ущелья. Здесь были крупные селения и промышленные предприятия — Баксангэс и Тырныаузский молибденовый комбинат.
Органы Советской власти и военное командование решили эвакуировать через перевалы на юг жителей района и готовую продукцию комбината. Предстояло переправить на юг через перевал Бечо более 1300 женщин, детей и стариков. Практическое руководство эвакуацией было поручено альпинистам Г. Одноблюдову, Алексею Малеинову, Н. Моренцу, В. Кухтину, А. Сидоренко и Т. Двалишвили.
В сентябре этот перевал не просто перейти даже опытным горным туристам и альпинистам. А тут шла большая масса людей, совершенно не приспособленных к подобным переходам, не представляющих, с какими трудностями им придется столкнуться.
Переход начали отрядами по 100—120 человек. Каждый отряд сопровождали два альпиниста. Труден был путь. Ребятишки выбивались из сил. Женщины и старики нередко падали от усталости. Альпинисты подбадривали людей, поднимали ослабевших, переносили детей на наиболее сложных участках, поддерживали под руки женщин, помогали старикам. Переведя людей через перевал и достигнув зелёной поляны Квиш, альпинисты возвращались за следующими отрядами. Так были спасены от фашистского рабства более 1300 человек.
Пришлось альпинистам отстаивать от врага и родные горы.
В книге «Битва за Кавказ» маршал Советского Союза А. А. Гречко писал, что Ставка неоднократно напоминала командованию фронта:
«Враг, имея специально подготовленные горные части, будет использовать для проникновения в Закавказье каждую дорогу и тропу через Кавказский хребет, действуя как крупными силами, так и отдельными группами… 
Глубоко ошибаются те командиры, которые думают, что Кавказский хребет сам по себе является непреодолимой преградой для противника. Надо крепко запомнить всем, что непроходимым является только тот рубеж, который умело подготовлен для обороны и упорно защищается».
Направление удара на Кавказ Гитлером было выбрано прежде всего для того, чтобы перекрыть снабжение СССР нефтью. А с мистической точки зрения Эльбрус – это место успокоения душ нордических героев. Установление немцами флага на Эльбрусе являлось призывом к этим героям о помощи в победе.
Для защиты кавказских перевалов от возможного проникновения немцев были созданы специальные отряды альпинистов. На фронте обороны Главного Кавказского хребта они провели немало операций по разведке, выходам в тыл противника для захвата «языков», разгрома штабов и тыловых учреждений. Вместе с другими подразделениями они наглухо закрыли перевалы в центральной части Главного хребта.
Суровой зимой 1942/43 г. альпинисты — участники обороны Кавказа помогли нашим войскам сбить упорно оборонявшегося врага с «Приюта Одиннадцати», служившего гитлеровцам ключевой точкой, господствовавшей над верховьями ущелий Баксана и Кубани. Пользуясь этой позицией, фашисты отбили две атаки советских войск. Третьего удара, при котором три отряда альпинистов зашли им в тыл, гитлеровцы не выдержали и начали поспешный отход от Главного хребта.
 
Нам в боях родными стали горы
Не страшны бураны и пурга.
Дан приказ, недолги были сборы
На разведку в логово врага.
Помнишь, товарищ, белые снега,
Стройный лес Баксана, блиндажи врага.
Помнишь ту гранату и записку в ней
Под скалистым гребнем для грядущих дней.
На костре в дыму трещали ветки,
В котелке дымился крепкий чай.
Ты пришёл усталый из разведки,
Много пил и столько же молчал.
Синими замёрзшими руками
Протирал вспотевший автомат,
И о чём-то думал временами,
Головой откинувшись назад.
Помнишь, товарищ, вой ночной пурги,
Помнишь, как кричали нам в лицо враги,
Как загрохотал твой грозный автомат,
Помнишь, как вернулись мы с тобой в отряд.
Там, где днем и ночью крутят шквалы,
Где вершины грозные в снегу,
Мы закрыли прочно перевалы
И ни шагу не дали врагу.
День придёт – решительным ударом,
В бой пойдет народ в последний раз,
И тогда он скажет, что недаром
Мы стояли насмерть за Кавказ.
Вспомни, товарищ, белые снега,
Стройный лес Баксана, блиндажи врага,
Кости на Бассе, могилы под Ужбой,
Вспомни, товарищ, вспомни, дорогой.

С этого боевого эпизода началось освобождение всего Северного Кавказа. Считая Кавказ уже завоеванным, фашистское командование еще 21 августа 1942 г. провело операцию по восхождению на Эльбрус из ущелья Уллукам. На обеих вершинах Эльбруса были установлены флаги со свастикой. Геббельсовская пропаганда разрекламировала это событие как подвиг. «Покоренный Эльбрус венчает конец павшего Кавказа», — писали берлинские газеты.
Уже в феврале 1943 г., сразу после изгнания гитлеровцев, командование Закавказского фронта направило на Эльбрус альпинистов снять фашистские штандарты и установить советские красные флаги. Это произошло 13 и 17 февраля. Свои восхождения альпинисты посвятили 25-й годовщине советских Вооруженных Сил и освобождению Кавказа от гитлеровских захватчиков. 
Защитник Отечества, Евгений Абалаков, уже заслуженный мастер альпинизма и заслуженный мастер спорта СССР, добровольцем прошел всю войну в составе бригады особого назначения (ОМСБОНа), а с 1943 по 1945 гг. являлся начальником кафедры подготовки командного состава альпийских частей Закавказского фронта. Ещё в 1942 г. им выполнялись отдельные восхождения на Тянь-Шане. Продолжались они там и в 1943 г., совершаемые в тренировочном порядке инструкторами восстанавливаемых Абалаковым школ. В том же 1943 г. было проведено восхождение на обе вершины Эльбруса, а также спортивное восхождение грузинских альпинистов на южную Ушбу, посвященное 20-летию советского альпинизма и освобождению Кавказа от гитлеровских захватчиков. 
Группа армейских спортсменов в составе М. Ануфрикова, Е. Абалакова и В. Коломенского впервые прошла траверс подковообразного гребня Джугутурлючат с пятью основными скальными вершинами, точно средневековые башни поднимающимися над Главным Кавказским хребтом. Восходители шли в октябре, в обстановке неустойчивой погоды. Над вершинами ревели ураганные порывы ветра, зло секла лица пурга, гремели лавины и камнепады. Давало себя знать и отсутствие специальной тренированности. Траверс длился семь дней. Острые гребни и скальные стенки, кулуары и камины, карнизы и «жандармы» брались восходителями «с боя». И этот бой спортсмены выиграли.
В послевоенную жизнь страны Евгений Абалаков пришёл уже значительно обогащённым всесторонним военным и организационным опытом, способным возглавить и осуществить любую сложнейшую экспедицию в высокогорные районы страны и зарубежья. 
В 1945 г. состоялась первая послевоенная экспедиция, организованная Всесоюзным комитетом по делам физкультуры и спорта и спортивным обществом «Наука» с целью изучения района Чаткальского хребта (Тянь-Шань) и восхождения на отдельные его вершины. Была покорена вершина Байга и выполнен траверс вершин массива Белая Шапка.
В это же время на Памире экспедиция киргизских альпинистов и военных топографов исследовала район Музкола и озера Каракуль.
Неутомимый Алёша Джапаридзе вновь собрался на траверс Ушбы. Учитывая опыт 1943 г., когда поздний выход поставил команду в тяжёлое положение, начало траверса он наметил на август. Однако подготовка к выезду затянулась. Трое спортсменов (А. Джапаридзе, К. Ониани, Н. Мухин) только 25 сентября подошли к подножию Ушбы. Погода и на этот раз не благоприятствовала восхождению: облачность, снегопады.
Наблюдатели лишь на короткое время видели восходителей 3 октября. Затем Ушба вновь скрылась в непроглядной пурге. Только при кратком прояснении 12 октября участники траверса были замечены на спуске северной вершины к седловине. Непогода бушевала до 19 октября. Все те дни спасатели пытались сквозь пургу, нередко по пояс в снегу, пробиться навстречу группе Джапаридзе. Лишь 27 октября их передовая четверка (Е. Абалаков, Н. Гусак, Б. Хергиани и Г. Зуребиани) приблизились к седловине. На подходе к ней они обнаружили забитый крюк со свежей верёвочной петлёй. Никаких других следов не было найдено. По-видимому, группу А. Джапаридзе сорвало лавиной. При продолжении поисков группой И. Марра в следующем году это предположение подтвердилось: на крутом фирновом склоне ниже седловины, выше бергшрунда, обнаружили нижнюю часть палатки (верхняя была сорвана лавиной) группы Джапаридзе.
В статье из первого новогоднего выпуска, за 1946 год, журнала «Смена», под заголовком «К вершинам идут победители» Евгений Абалаков пишет о подготовке им воинов-альпинистов страны к новым достижениям отечественного горного спорта. 
«В будущем году на пик Победы – самый северный семитысячник планеты, взойдут воины-победители; а дальше – Гималаи и знаменитая вершина Каракорума – К2, самая высокая после Эвереста. Экспедиции нескольких государств придут решать давнишний спор: чья же нация достигнет первой в мире этой восьмитысячной вершины?! Одна из экспедиций – советская… 
И так будет!» 
Борис Любимов пишет о Евгении Абалакове в 28 номере журнала «Огонёк» за 1946 год, – «Сейчас он готовится к восхождению на пик Победы (7434 м), никем ещё не покоренный. Его взоры устремлены в Гималаи, на Эверест – самую высокую вершину мира – 8848 м. Несколько раз ее штурмовали англичане, но никому из них не удалось её победить. И кто знает: может быть Евгению Абалакову – советскому спортсмену – суждено первым достичь самой высокой точки земного шара!»
В документе географического общества АН СССР № 7748 от 07.07.1948 г. за подписью Героя Советского Союза контр-адмирала И.Д. Папанина отмечено, что «взойти и исследовать высочайшую вершину мира Эверест, на которую еще не вступала нога человека, по силам было только Евгению Абалакову…»
Однако судьба распорядилась по иному. Абалаков был остановлен уже на подступах к пику Победы по англо масонской злой воле. 
В ночь с 23 на 24 марта 1948 года, за полтора месяца до выезда подготовленной им экспедиции на Тянь-Шань, в одной из московских квартир, занимаемой семьей врача и альпиниста Г.П. Беликова, в итоге разыгравшейся драмы погибли два офицера-фронтовика, близкие друзья по Закавказскому фронту Е.М. Абалаков и Ю.А. Арцишевский. 
В день своей гибели 23 марта 1948 года с трибуны географического съезда Женя сообщил, что через 2 месяца будет покорён самый северный семитысячник планеты пик Победы 7439 м, покорён солдатами – победителями под его руководством. А в 1949 г. ведомые им военные альпинисты СССР вступят в борьбу за рубеж 8000 м, в борьбу за высочайшие К-2 и Эверест. 
Очередное собрание столичных альпинистов затянулось допоздна. Это и понятно: Евгений Абалаков с единомышленниками обсуждали детали предстоящей экспедиции. Накануне к Абалакову приехал из Тбилиси майор Юрий Арцишевский, с которым он был дружен ещё с войны: оба преподавали в школе по подготовке офицеров горных частей. 
Как рассказывали друзья Абалакова, они компанией дошли до метро. По дороге Арцишевский уговаривал Евгения заглянуть в гости к врачу Беликову, мастеру спорта по альпинизму, попробовать привезённого вина. Абалаков отнекивался, но, в конце концов, согласился. Больше этих двоих живыми не видел никто. Исключая разве что супругов Беликовых. 
Супруги Беликовы утверждали, что нашли Абалакова и Арцишевского в ванной комнате своей квартиры. Оба были мертвы. Дверь пришлось взломать, так как она была закрыта изнутри. По позам мертвецов и следам в ванной можно было заключить, что они до последнего вздоха боролись за жизнь. Причина смерти – отравление газом от неисправной колонки. 
По свидетельству очевидцев первых утренних часов после разыгравшейся трагедии кругом видны были следы борьбы и насилия. Врачи Беликовы при этом заявляли, что ничего не слышали и обнаружили тела погибших лишь под утро, пытаясь самостоятельно привести их в сознание. Скорая помощь, вызванная соседями, прибыла тогда, когда приводить в сознание было уже некого. 
Сфабрикованный медицинский диагноз заключения о смерти – «отравление обоих угарным газом от неисправной газовой колонки» – не соответствует характеру последствий газового отравления. 
Из воспоминаний вдовы первопроходца А.Н. Абалаковой: 
«Первыми же словами брата Евгения, – Виталия Абалакова, побывавшего утром 24 марта на месте трагедии, была фраза: «Концы с концами не сходятся». При этом, несомненно, имелась в виду уже в первые же часы усиленно распространявшаяся версия отравления обоих угарным газом, на что действительный член Академии медицинских наук, Лауреат Ленинской и государственных премий, профессор А.А. Летавет заявил: «Газ не выбирает: или все жильцы квартиры должны были погибнуть, или все остаться живы!» 
Ответственный работник ЦК тех лет И.Н. Шлягин в доверительной беседе сообщил А.Н. Абалаковой: 
«Это происки наших врагов. Его убрали и концы в воду!» 
Уникальное сердце Е. Абалакова, физические данные которого оценивались специалистами как эталон данных спортсмена, после вскрытия было отправлено в экспозицию 1-го медицинского института. 
Что предшествовало трагедии? Как они оказались в ванной? Почему двое мужчин в расцвете сил не смогли из неё выбраться? Откуда взялся газ при том, что колонка работала абсолютно нормально? Почему хозяева квартиры долго не звали никого на помощь и только под утро соседи вызвали «скорую»? И, наконец, последний вопрос: почему компетентные органы не провели расследования этих загадочных смертей, ограничившись констатацией несчастного якобы случая?
Ответов нет. Хотя вопросы эти напрашивались сами собой. Равно как напрашивается и вывод: английским масонским организаторам было на руку замолчать эту историю, не дать ей официального хода и оградить от гласности.
Родственникам Евгения Абалакова стало известно о его смерти лишь на следующий день. Хотя ещё утром по зарубежному радио промелькнуло сообщение: «Россия при таинственных обстоятельствах потеряла своего лучшего горовосходителя».
Вдова погибшего альпиниста, Анна Николаевна, не раз наведывалась на Лубянку. Там ей обещали заняться делом мужа, но шло время, а ничего нового ей не сообщали. Подобные попытки предпринимали и родственники Арцишевского. И столь же безрезультатно.
– Смерть отца далеко не случайна, – убежден Алексей Абалаков, тоже скульптор, много сделавший для того, чтобы сохранить творческое наследие отца и добрую о нём память.
 – Создается впечатление, что братья Абалаковы давно были под прицелом. В 1937 году по обвинению в шпионаже (?!) упекли в тюрьму старшего. Виталий несколько лет просидел на Лубянке, вынес все пытки, но не сдался и был выпущен. Однако этот горький опыт на всю жизнь отбил у него охоту связываться с органами: когда погиб отец, дядя ничего не предпринял, чтобы прояснить эту тайну. Возможно, были обиженные на отца за то, что он не включил их в состав экспедиции, которой предстоял штурм пика Победы. Его смерть была равносильна срыву, экспедиции, что и произошло. Лишь восемь лет спустя пик был покорен другой группой во главе с Виталием Абалаковым…
Нет никаких сомнений, что Россия глобально опередила бы любимых местными масонами роскошных французов, пылких италийцев, настырных британцев. И на восьмом километре к небу и на вершине мира первым должен был быть столбист Женя Абалаков, олицетворяющий Россию – победительницу.
Высотный альпинизм в ту эпоху был частью высокой политики, как позднее стали космические достижения. Страны, исповедующие альпинизм, ревниво следили и прекрасно знали о достижениях и высотных лидерах конкурентов. Недаром едва ли не первым откликом на смерть Е.М.Абалакова было сообщение БИ-БИ-СИ: «Россия при таинственных обстоятельствах потеряла своего лучшего восходителя и исследователя гор Евгения Абалакова».
Если исходить из закона криминалистики: «Кому это выгодно кому это надо??», то наиболее заинтересованы были остановить победную поступь сибиряка политики Великобритании, претендующие на приоритет в полярных и высотных исследованиях. История знает о целой системе противодействий представителям Русского Географического Общества британскими спецслужбами в странах Средней и Центральной Азии. Доходило и до прямых убийств на территории России, например отравление диоксином Н.М. Пржевальского.
Не секрет, что за спиной Сталина шла возня противодействующих группировок, где были и английские агенты влияния. К таким еще со времен 26-и бакинских комиссаров относился и всесильный Л.П.Берия. В стране кое-что происходило без ведома Иосифа Виссарионовича, но вряд ли без ведома Лаврентия.
Весьма показательны в этой связи и первые известия о трагедии в центральных московских газетах: в «Известиях» за 28.03.48, в «Труде» за 27.03.48, в «Советском спорте» за 27.03.48 и других изданиях, где угодливыми информационными службами тут же подхватывается и тиражируется на всю страну версия о «нелепом случае», «безвременной смерти» и «преждевременной кончине» Е. Абалакова, ни словом не упоминая о второй жертве этой трагедии – Ю.А. Арцишевском, что очень удобно для подкрепления версии о нелепом, несчастном случае всего с одним человеком. А Арцишевский – это, по мнению некоторых услужливых деятелей на подхвате – личность мало кому известная, и гибель его никого особо не заинтересовала. 
Несколько слов об Арцишевском. Юрий Анатольевич Арцишевский был достаточно известен в военных и спортивных кругах. Мастер спорта по альпинизму, инженер-путеец, закончивший войну в звании майора частей Закавказского фронта, он был в дружеских отношениях с Абалаковым, о чем свидетельствует памятная надпись, сделанная рукой на семейной фотографии от 01.04.46 г., присланной из Тбилиси. «Женя, семья тебе дарит на память (имеется в виду фотография). Помни всегда, дом этой семьи всегда твой дом! Юрий, Маша и сын Юрик». 
О дружеских отношениях между ними говорит и скульптурный портрет Ю. Арцишевского, выполненный Абалаковым в дни войны… 
После таинственной и, как сейчас уже известно, насильственной смерти Евгения Абалакова в 1948 году перед восхождением на пик Победы, семья – жена Анна Николаевна и сын -пытались узнать истинную причину трагедии, за что подвергались давлению МГБ.
Ровно через два десятка лет всё повторилось почти с пунктуальной точностью при внезапном исчезновении Ю.А.Гагарина после падения учебно – боевого истребителя под Новосёлово…
Братьев Абалаковых знают все туристы и альпинисты мира: они создавали снаряжение, необходимое в горах. Например, знаменитые абалаковские рюкзак и карабин. 
Однако до сих пор, кроме крошечной улицы братьев Абалаковых, в Красноярске это имя никак не звучало.
Виталий Абалаков – творец современного альпинизма, мастер высот и запредельной сложности стоял у истоков промышленного и военного альпинизма. 
Железная рука Евгения разметала штрихи и краски картин и акварелей, сравнимых по знанию души гор лишь с творениями Николая Рериха и Рокуэла Кента. Его скульптуры, поющие молодость, взлёт и стойкость России, перекликаются с гениальными полотнами земляка Василия Сурикова. А ведь это всё было собственно прелюдия, начало…
В 1953 г. английская военная экспедиция под руководством полковника Канта дотронулась до вершины Эвереста. Какое значение имело это событие, напоминает многолетняя склока в мировых средствах массовой информации: кто же первый ступил на вершину – сэр Пчеловод из Новой Зеландии или безродный пастух, шерпа-монголоид, тигр снегов.
В 1963 году, на закате хрущевской оттепели, впервые увидела свет книга Евгения Абалакова «На высочайших вершинах Советского Союза». К тому времени ее автора уже 18 лет как не было в живых. Этим обстоятельством и объясняется тот факт, что название книги не полностью отвечало действительности: на самой высокой вершине СССР – пике Победы – он побывать не успел. 
История покорения пика Победы связана со многими трагическими событиями, произошедшими на склонах этого самого северного семитысячника мира. В общей сложности, на его заледенелых камнях за 60 лет штурма погибло более семидесяти горовосходителей. Несмотря на прекрасное снаряжение, отличную подготовку – эта вершина и по сей день остается самым грозным семитысячником планеты.
1932 – впервые ее увидела группа географа М. Демченко, исследовавшая верховья ледника Южный Инылчек. Но, увлеченные «белыми пятнами» Тянь-Шаня, они не обратили внимание на столь грандиозный объект.
1936 – с вершины Хан-Тенгри пик Победы увидел Е. Абалаков со своей группой, но «завязанные» проблемой спуска с вершины, они тоже не обратили достойного внимания на него.
1937 – экспедиция врача, академика А. Летавета, работавшая в хребте Куйлю, с пика Карпинского увидела справа от Хан-Тенгри громадную снежно-ледовую вершину, по высоте превышающую семь тысяч метров. В том же году ее заметила группа И. Черепова, восходившая на пик Конституции (район Куйлю).
1938 – начало штурма вершины. Экспедиция А. Летавета работает на леднике Южный Инылчек, имея целью покорение этой громадной вершины. Из лагеря на леднике Звездочка на штурм безымянной вершины вышло 10 человек под руководством Августа Андреевича Летавета (признанного за это восхождение Заслуженным мастером спорта только в 1946 г.). Но, один из участников (Мухин А.) получил серьезную травму лица и Летавет был вынужден начать срочный спуск вниз и транспортировать пострадавшего (до Майда-Адыра, 75 км!). Штурм продолжили трое человек: Леонид Гутман (старший тренер экспедиции, капитан команды), Евгений Иванов (в будущем «Снежный барс») и Александр Сидоренко – все из Москвы. На одиннадцатый день пути в густом тумане по чрезвычайно опасному северному склону, они вышли на вершину. Вокруг все было затянуто облаками. От вершины, на которой стояли альпинисты, на запад отходил снежный гребень. Сначала он понижался а затем несколько повышался и скрывался в облаках. Полагая, что они взошли не на вершину, а на одно из поднятий ее гребня, восходители не поверили показаниям старенького альтиметра, который был у них, и скорректировали высоту достигнутой точки в 6930 м. Считая это промежуточной вершиной, они назвали ее пиком 20-летия ВЛКСМ.
1943 – в районе ледника Южный Иныльчек работает большая группа военных топографов под руководством П. Рапасова. При камеральной обработке в марте 1944 года на карте появилась отметка 7439 метров, которую они первоначально назвали пиком Военных топографов.
1946 – в честь победы в Великой Отечественной войне – эту вершину назвали пиком Победы.
1949 – экспедиция казахских альпинистов Е. Колокольникова предпринимает попытку восхождения по северному склону. Достигнута высота лишь 5700 метров.
1952-1953 – разведку Восточного гребня на пик Победы предпринимает экспедиция Советской Армии, под руководством А. Рацека, считавшего, что это самый безопасный путь на вершину.
1955 – кошмарный сезон на Победе. Сразу две экспедиции штурмуют вершину. С Востока – альпинистская экспедиция Казахстана, под руководством В. Шипилова, с Севера – сборная команда Туркестанского военного округа (ТУРКВО) под руководством А. Рацека. Спешка, незнание законов высокогорной адаптации привели к жестокой трагедии спортсменов Казахстана. Эта авария широко освещалась в печати. Из 12 человек в последнем лагере на 6900 уцелел чудом провалившийся на леднике Звездочка в трещину Урал Усенов (будущий восходитель на Победу 1956 года). Все остальные погибли от безволия руководителя штурма, собственной слабости, переохлаждения или сорвавшись на ледовых склонах без кошек. 
Из-за крайнего истощения и усталости в спасательных работах не могла принять участия команда ТУРКВО, и на помощь прилетела сборная спасателей ВЦСПС под руководством К. Кузьмина. Они поднялись в лагерь 6900, но из 11 горовосходителей – 9 так и не были найдены.
1956 – во всеоружии штурмует Победу экспедиция под руководством Виталия Абалакова. В глубокой осаде с севера был покорен пик Победы. Два ленинградца стояли на грозной вершине – Петр Буданов и Константин Клецко. 
Вершина пика Победы являлась не острым пиком, а трехкилометровым гребнем с незначительными понижениями. Группа Л. Гутмана поднялась на самую восточную часть гребня, а группа Виталия Абалакова — на его центральную часть. Президиумом секции альпинизма было установлено, что группа Л. Гутмана совершила первовосхождение на этот семитысячник, а группа В. Абалакова первой прошла путь на центральную часть вершинного гребня.
1958 – новый этап покорения пика Победы. Экспедиция московского «Буревестника» достигает вершины по Восточному гребню. Семь человек взошли на главную вершину, а 44 человека – на Восточную вершину (7040 м).
1960 – новая большая трагедия на пике Победы. Экспедиция ВЦСПС под руководством К. Кузьмина выходит на штурм вершины по Северному склону (и вторая цель – снять трех погибших узбекских восходителей 1959 г.). Грандиозная лавина сметает 20 восходителей в районе 5400. Погибает 10 человек, вершина еще раз проявила свой жестокий нрав.
1961 – снова трагедия! Грузинские альпинисты под руководством Д. Медэмариашвили проложили новый маршрут на п. Победы через пик 6918 На спуске погибают трое, последний К. Кузьмин спускается в одиночку.
1967 – уже 29 погибших и 26 взошедших на вершину. Команда Челябинска под руководством В. Рязанова (в составе – ленинградец Г. Корепанов) проходят легендарный траверс пика Победы с Запада на Восток. Преодолён своеобразный психологический барьер (траверс с запада на восток ко всем прочим трудностям усугублялся еще жесточайшим встречным ветром и специалисты той поры считали данный маршрут практически непроходимым).
Нельзя не сказать и о трагической странице истории советского альпинизма, связанной с пиком Сталина.

Желающий чести напьётся печали.
Желающий власти напьётся вдвойне.
Вершины нещадно в снегах погребали
Идущих любою тропой к вышине.

Путь к вершине пика был чрезвычайно сложен, и потому в 1937 году, (после успешного восхождения на неё Абалакова в 1933г.) для подготовки его были выделены опытные альпинисты во главе с О. Аристовым. Все участники штурма достаточно уверенно достигли фирнового плато под вершинным гребнем, где непогода заставила их отсиживаться в палатках. Используя короткие промежутки её улучшения, восходители добрались до высоты 7000 м. Здесь снова пришлось двое суток провести в палатках под свист неумолкающей пурги. Когда непогода стихла, на штурм вершинной пирамиды вышли Л. Бархаш, Е. Белецкий, О. Аристов, В. Киркоров, Н. Гусак, И. Федорков. Подъём на северо-восточный гребень шёл напряженно. Сказывалось долгое лежание в палатках, давала себя чувствовать и высота. К тому же было холодно, основательно мешал сильный ветер.
Вот и крутой гребень, выводящий на вершину. Движение по нему проходило медленно. О. Аристов, опасаясь обморожения ног, закутал их так, что кошки подвязать оказалось невозможным. Поднимаясь по вершинному гребню, он несколько раз поскальзывался, но связаться отказался. При очередном срыве Аристов не успел задержаться и начал падать по северному крутому склону. Товарищи его стояли пораженные, не в силах помочь другу, так как не были связаны веревкой. Попытка спуститься к телу Аристова, лежавшему далеко внизу на Памирском плато, окончилась неудачей: крутые, почти отвесные, северные склоны преградили путь альпинистам. Потрясенные случившимся, они принимают смелое решение — отметить память о товарище, вложившем так много в экспедицию, восхождением на вершину. Начальник экспедиции Л. Бархаш одобрил это решение, хотя сам, сильно пережив несчастье и устав, не принял участия. Повторный штурм принес победу над пиком.
При попытке подняться на пик Сталина, которая была предпринята в 1971 году, погиб Игорь Ваганов. Группа шла по маршруту с ледника «Бивуачный». Годы спустя, уже убелённый сединой участник тех событий Александр Ильич Стукалов, в газете «Коммуна» в статье «Горы ставят диагноз» следующим образом описывает кульминационный момент трагедии: 
«Громыхнуло, когда работа уже заканчивалась (имеется ввиду работа связки Стукалов – Рублёв по обработке маршрута.). Все повернулись к горе и остолбенели: невообразимых размеров висячий ледник, оторвавшись двумя километрами выше, падал вниз. Падал на четвёрку, работавшую под ребром. Ударившись о скалы, ледник разбился на множество гигантских глыб, которые, разлетаясь веером, бомбили ребро и прилегающие склоны. Огромный столб снежно-ледовой пыли поднялся на несколько километров и заслонил саму вершину».
О жизни Евгения Михайловича Абалакова мы знаем не всё, но уже довольно много. По крайней мере то, что связано с его деятельностью по изучению высокогорных «белых пятен» страны, с его творчеством художника и скульптора. В память о нём названы две вершины: одна из них на Памире – рядом с пиком Сталина, вторая – на Тянь-Шане. Он был не только ведущим альпинистом, но и одарённым скульптором, оставившим людям свои произведения искусства, зарисовки, акварели. 

Какие горы без вершин?
Камней собранье.
И что живущий без души?
Одно названье.
Зима без снега, не зима –
Природы хворость.
Душа без веры – грех и тьма, –
Геенский хворост.
А без цветения весна –
И глянуть жалко.
Без Православия страна –
Людская свалка.
Нас вырубали столько лет –
С рубак не спросят.
Смолчит о вырубке поэт,
Любитель просек.
Полуразваленные пни
На месте бора.
О, окаяннейшие дни –
У власти свора.
Мы оскудели неспроста
Под игом Зверя:
Приобретенье без Христа –
Всегда потеря.

14 августа 1967 год. Над Памиром впервые раскрылись шесть парашютов – Бессонова, В.Прокопова, Э.Севастьянова, В.Томаровича, В.Чижика и А.Петриченко. Через несколько минут все благополучно приземлились на плато. Новая встреча с Памиром состоялась 27 июля 1968 года. Совершили прыжок на отметку 7000 пика Сталина А.Петриченко, В.Томарович, В.Чижик, В.Прокопов, Э.Севастьянов, А.Сидоренко, В.Мекаев, Ю.Юматов, В.Морозов и В.Глаголев. Но горы преподнесли сюрприз: начался сильный ветер, и невозможно было избежать встречи с чёрными скалами. Четверо парашютистов погибли при приземлении на голые скалы: В.Мекаев, Ю.Юматов, В.Томарович, В.Глаголев. Они не знали, как будут вести себя купола парашютов на семикилометровой высоте и сделали все, что от них зависело. Участники экспедиции за мужество и героизм были награждены медалью «За отвагу».
Все, кто хоть немного знаком с историей альпинизма, знают, что на Эверест, самую высокую вершину Земли или «третий полюс», впервые взошли 29 мая 1953 года участники десятой английской экспедиции новозеландец Эдмунд Хиллари и шерпа Норгей Тенцинг. 
Однако, многие историки альпинизма, знающие о трагедии, разыгравшейся на северном склоне Эвереста, во время третьей английской экспедиции, последние 20 лет сильно сомневаются в приоритете Н. Тенцинга и Э. Хиллари. 
Первые две английские экспедиции к Эвересту в 1921 и 1922 годах были, в основном, разведывательные, третья, костяк которой составляли участники предыдущих, в том числе, самый талантливый альпинист того времени, Джордж Лей Мэллори, предприняла наступление на гору. На этот раз экспедиция была подготовлена почти идеально, с учетом всех предыдущих ошибок, была укомплектована кислородными аппаратами. 
Брус и Нортон руководили экспедицией как военной операцией. Была построена цепь лагерей, но на этот раз люди были застигнуты врасплох холодами, доходящими до 35 градусов, и мощными снегопадами, и это в мае – самом «экспедиционном» месяце в Гималаях! Штурмовые команды дважды были вынуждены отступать из всех высотных лагерей в базовый лагерь. Спуск в снегопад, в условиях лавинной опасности, стоил жизни двум носильщикам. 
В последние дни мая, когда наступила, наконец, хорошая погода, альпинисты ещё раз поднялись во все высотные лагеря. Удалось даже установить штурмовой лагерь на высоте 8145 метров. 
4 июня при идеальной погоде Нортон и Сомервелл вышли на штурм вершины. Однако вскоре у Сомервелла начался мучительный высотный кашель. Приступы удушья заставили его отказаться от дальнейшего подъёма, Нортон пошёл дальше один и дошёл без кислорода до высоты 8572 метра. После этого он повернул назад, отказавшись от дальнейшего подъёма. 
Следующей попытке суждено было окончиться трагедией. Штурмовая связка Мэллори – Ирвин, вышедшая к вершине по северо-восточному гребню, не вернулась. Об их трагическом исчезновении написаны горы литературы. При этом все время обсуждается вопрос, достигли они вершины или нет.
Утром 6 июня 1924 года Мэллори и Ирвин начали подъём с Северного седла. У каждого был рюкзак весом около 12 килограммов и кислородные аппараты. Была прекрасная погода, они быстро дошли до лагеря 5. Там Мэллори записал в дневнике: «Здесь наверху ни малейшего ветра, я думаю, у нас есть реальные шансы». 
На следующий день они поднялись в лагерь 6. Н. Оделл и шерпа Ньима в это время поднялись в лагерь 5. 8 июня Мэллори и Ирвин вышли из лагеря 6 для решающего броска на вершину. Н. Оделл один поднялся в лагерь 6. Около полудня он увидел две крошечные фигурки высоко вверху на острие гребня. «Туман вдруг рассеялся надо мной, вершина очистилась. На снежном пятачке под последней ступенью перед вершинной пирамидой я обнаружил черную точку, которая приближалась к скальному уступу. За первой двигалась вторая точка. В то время как я стоял и пристально вглядывался в них, всё опять, к сожалению, закрылось туманом». Вторая ступень находится у подножия вершинной пирамиды и является началом короткого, покрытого фирном вершинного участка северо-восточного гребня. 
Оделл спустился в нижний лагерь, чтобы освободить место в верхнем на тот случай, если Мэллори и Ирвин вернутся. Сквозь летящие клочья облаков ловил он блики на гребне, увидел огненный закат – и больше ничего. К ночи мощные порывы ветра грозили сорвать палатку. Нечего было ждать, что Мэллори и Ирвин вернутся рано. Путь к вершине труден. Кто знает, где их застала темнота: на пути к вершине или при спуске. В нижних лагерях все напряженно всматривались в склон, надеясь увидеть какие-нибудь признаки восходителей. Лунный свет, отражающийся от снежной поверхности вершины, мешал увидеть световой сигнал, если даже он и был. К тому же никто не знал, были ли у них с собой лампы или факелы. К утру буря стала ещё сильнее. 
Удивляет, что по свежим следам не были организованы поиски Мэллори и Ирвина, ведь в экспедиции оставалось еще 7 отличных альпинистов и 2 высотных носильщика-шерпы. Лишь один Оделл, мучимый сильным кашлем, без кислорода, в то утро дважды поднимался до высоты 8220 метров – в надежде обнаружить хоть какой-либо след товарищей. Полностью убедившись в бессмысленности своих одиночных усилий, он вернулся в нижний лагерь. Остальные с буддистской покорностью восприняли факт их возможной гибели. 
Несмотря на то, что экспедиция ещё несколько дней провела в базовом лагере на высоте более 6000 метров, настоящих поисков Ирвина и Мэллори так и не было! В 1982 году стало известно, что во время первого и долго оспариваемого китайского восхождения в 1960 году, китайские альпинисты нашли альпеншток, кусок веревки и два кислородных баллона. Они лежали выше второй ступени. Поскольку между 1924 и 1960 годами выше второй ступени не было никого, кроме Мэллори и Ирвина, эта находка свидетельствовала о том, что Мэллори и Ирвин (или только один из них) могли быть на вершине. 
Благодаря находке китайцев можно было бы решить загадку Мэллори и Ирвина. Но до сих пор нет ни фото, ни самих найденных вещей. Почему китайцы обнародовали столь важную находку только через двадцать два года – новая загадка! 
Летом 1999 года американская экспедиция на Эверест обнаружила и идентифицировала хорошо сохранившееся в вечной мерзлоте тело Джорджа Мэллори. Тело нашли на северной стене на высоте 8209 м., между первой и второй ступенями.
Казалось бы, после этой сенсационной находки вопрос о приоритете должен быть закрыт, однако споры вспыхнули с новой силой, поскольку экспедиция не обнаружила фотокамеры, которая была у Мэллори, а без неё нет никаких документальных подтверждений пребывания его на вершине. Когда публиковалась статья в «Коммерсанте», американская экспедиция продолжала поиски фотокамеры на северной стене. Чем они закончились – неизвестно. Да это и не очень интересно, поскольку теперь ясно, что Мэллори и Ирвин были на вершине! Ведь попасть на место собственной гибели Мэллори мог только при возвращении с вершины.
Ещё раз реконструируем их маршрут, с учётом находки американцев.
Последний раз альпинистов видел Оделл на северо-восточном гребне под второй ступенью. Каково бы не было в тот момент физическое состояние Мэллори, он не мог отступить, когда до цели его жизни оставалось менее трехсот метров. И если он принял такое решение, то Ирвин не мог его оставить и повернуть назад – хотя бы из спортивного юношеского честолюбия, да и просто – из чувства товарищества. 
Поэтому утверждение членов экспедиции Раттледжа, нашедших ледоруб под первой ступенью на восточном склоне, что «Ирвин, более слабый, возвращался один», выглядит более чем сомнительно. На вершину они пошли в одной связке, причём Мэллори, как более опытный, шёл первым, прокладывая путь, возможно, он буквально «вытащил» Ирвина на вершину.
Но когда на вершине у них закончился кислород, их роли поменялись. Ирвин, будучи на 15 лет моложе, быстрее и легче адаптировался к разряженному воздуху на заоблачной высоте, к тому же его несло предвкушение всемирной славы первопроходца и обратный путь представлялся лишь досадной помехой к ней.
Мэллори же без кислорода слабел с каждым шагом. Сухой, ледяной воздух как наждаком обдирал гортань и бронхи, не насыщая легкие. Мучительный кашель отнимал последние силы.
На выход из верхней части кулуара Нортона на северную стену ушло столько времени и сил, что они не рискнули выходить на прежний путь по северо-восточному гребню под второй ступенью, а решили траверсировать стену по диагонали к первой ступени, где выход на гребень выполаживается, одновременно приближаясь к штурмовому лагерю. Бесконечно долго продолжался этот косой траверс с бесчисленными остановками. В полной темноте, по заснеженному склону, освещаемому лишь луной, брели два вконец измученных, обмороженных человека, опирающихся друг на друга, ощущавших себя перед мощью природы хрупкими, как электрические лампочки.
Мэллори, забыв на вершине альпеншток, страдая от недостатка кислорода, плохо сохранял равновесие, часто поскальзывался, падал. Поднимаясь, долго отдыхал, стоя на коленях и положив голову на ледоруб, стараясь отдышаться и унять приступы кашля. Наконец, силы его оставили окончательно. После очередного падения он просто не мог подняться. Ирвин пытался его тащить, но на токой высоте это – безнадежное занятие! Они принимают единственное приемлемое решение: Ирвин должен оставить Мэллори, «сбегать» в штурмовой лагерь, где в это время могли находиться Оделл с шерпой, позвать их на помощь, или, по крайней мере, оставив им записку со своими координатами, принести кислород.
Выйдя на гребень, Ирвин заторопился, ведь каждый час приближал Мэллори к смерти и отдалял их обоих от славы. А спешка и мечты о славе сыграли с ним злую шутку: потеряв осторожность, он поскользнулся на наклонных плитах и сорвался на восточный склон.
Так трагически закончилось первое удачное восхождение на Эверест.

Восемь тысяч над уровнем моря.
Возле горных седин
альпинисты заходятся в споре –
обессилел один.
Ну а им бы побить все рекорды,
до вершин дотянуть.
И решают ведущие твердо
— Он не выдержит путь! –
Умирающий брошен в лощине,
ввысь уходит отряд,
и слеза замерзает на льдине,
и сугробы горят.
Восемь тысяч над уровнем моря,
ураган чуть затих.
Восемь тысяч над уровнем горя…
Не бросайте своих.
…У Эпохи дороги косые –
то ли крах, то ли криг.
О, мятежные души России,
не бросайте своих.
Каждый поодиночке – травина
Перед мощью снегов.
…Альпинистов накрыла лавина,
не дошли до богов!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.