Памяти моего мужа Владимира Петровича Мокроусова посвящается
Как художник видит руки? Что может он увидеть… Может быть характер? А может дальнейшую жизнь человека, его судьбу? Красоту, нежность, тепло наконец… Увидеть и передать точно и трепетно, интерпретируя и добавляя свое видение в дальнейшем предназначении этих рук. Наверное это так.
Мой будущий муж всегда придавал особое значение рукам . Он их лепил с удовольствием, видя в этом какой -то свой, особый шарм. Мои руки он находил утонченно красивыми, и очень любил их рассматривать. Володя Мокроусов – мой будущий муж только, что закончил Строгановку и вступил в Союз художников. Все у него получалось легко и как-то радостно/ Летом уезжал в Казахстан зарабатывать деньги, зимой учился и подрабатывал в Москве, где только мог. Там, на Урале, осталась семья – мать с отцом и кроме него, еще шестеро братьев и сестер. Поэтому помочь ему было некому -он сам всем помогал. Несмотря на трудности Володя Мокроусов был очень позитивным и светлым человеком. Он всегда все успевал, делал все с песней. От него исходили радость и свет, который люди чувствовали и тянулись к нему. Лето, в которое мы познакомились, было сухое и жаркое. Изредка перепадали дожди. Благо рядом была река. Она и от жары спасала и украшала собой бедноватый ландшафт казахского селения. Осень подоспела скоро. Степные дали в оранжевых берёзках простирались широкой бездонностью казахских земель. Все затихало. Пшеничные поля, в соломенных стожках, уныло желтели стерней, навевая грусть о промчавшемся лете. Надо было уезжать. Казалось, что больше никогда не встретимся. От этого было грустно. Могли ли мы противостоять этой разлуке? Однозначно -нет. Так сложилось. Просто не могли мешать друг другу. У Володи в прошлом была семья. И хоть он и был в разводе, но внезапно из Москвы приехала жена. Зачем выяснять кто имел больше прав? Это глупо. Надо отойти. И все. Это не было обидой или ультиматумом. Просто нельзя было делить человека, который в твоих глазах был порядочным. Я это видела и уехала не сказав даже адрес. Может, именно, этот поступок и был самым верным. Когда любят, боль не усугубляют. А потом родился сын. Весной. Она была чудесной, с цветущим яблоневым садом. Пеленки , развешенные по саду, напоминали маленькие паруса , и это было так забавно и радостно, что жизнь казалась сказкой. Потом была работа ответственная в сберкассе, которую я ненавидела всей душой. Прошло 5 лет. Проскочило, как миг.
А потом были письма. Переписывались недолго. Чтобы не разрушить семью, я отсылала письма в Казахстан -подруге, которая пересылала их Володе, в Москву. Адрес его я узнала в справочном, когда приезжала в Москву к родственникам. Я не знала, что он так и не сошелся с женой и живет один. О сыне он узнал только из последнего письма. А потом, внезапно сорвавшись, даже не зная в Москве ли он, на Казанском вокзале, я вышла из вагона . Конечно, я дала телеграмму. Но дошла ли она я даже не предполагала. «Поверну обратно», – думала я . Сразу возьму билет и вернусь в свои «пенаты» Но …на перроне стоял Володя. Cказать, что он изменился- ничего не сказать. Похудевший, c двумя глубокими морщинами на впалых щеках. Куда делся веселый блеск глаз, улыбка ? Постаралась не показать виду, что изумилась таким переменам. Поздоровались, еле прикасаясь холодными руками. Сели в такси. Дальше было чудо с участием сил природы. Словно подбадривая застывшие от волнения наши тела и души, утреннее солнце внезапно растянулось светлым кружевом по голубому июльскому небу. Ласковым , без единого дуновения ветерка , небесным пространством оно соединилось с земным миром, закрыв огромный город нежнейшей пеленой этого кружева. Теплая радость разлилась по всем салону машины, мчавшей нас по утреннему городу. Город был как бы надежно спрятан за занавесью. Я не видела его. Это не был туман. Это было Солнце. Ласковое летнее солнце. Как много оно может дать человеку радости, уверености…
Дома , у Володи, был накрыт стол с шампанским и цветами. Комната была квадратная, с высокими потолками. Присутствие необыкновенной легкости сквозило в каждом ее уголке. Нам стало так хорошо. Будто и не было пяти лет разлуки. В окно был виден пруд, называемый старожилами, почему-то Казенкой. Зимой он выглядел каким-то открыточным, волшебным . Cмотришь и думаешь, что скоро сквозь заснеженные деревья, появятся какие-то сказочные герои. Москва, как будто и не присутствовала здесь. Вернувшись домой, особенно, из центра, так приятно было постоять у окна , перестроившись на тихий ритм этого обманчивого, полупризрачного cостояния.
А пока был июль. Всего три дня жизни в Москве. А дальше никто не знал ничего. Как я вернусь? Что я скажу на cвоей ответственной работе, не предупредив никого о своем исчезновении. Весело. Я умела отключаться от реальности, или это судьба так вела меня, в трудные минуты давая мне невозмутимое спокойствие? Сказать трудно сейчас. Три дня ездили по Москве . И хорошо, что отключилась от всего. Голова ничего не хотела помнить и понимать.
Зайдя в первый раз после приезда в комнату , Володя вытащил из чемодана сверток, и развернув его, показал мне руки. Прекрасные женские руки, отлитые из чугуна.
– « Ну, здравствуй!», – произнес он, протягивая мне одну из них.
-«Узнаешь свои ручки?!» – продолжил он, глядя на меня с улыбкой.
-«Да», – прошептала я.
Потом он, смеясь и радуясь, как ребенок стал рассказывать мне целую историю этих рук. Оказывается ему был дан заказ сделать подарок для какого-то большого человека. Кому – не обязательно знать, только что закончившему Срогановку художнику. При наших встречах, Володя рассматривал мои руки так внимательно, что я даже удивлялась. Так мне ничего и не сказав, он вылепил мои руки, пустив сквозь пальцы золотые колосья. Надпись была такой: « Хвала рукам, что пахнут хлебом». «Мне хотелось сделать красиво, поэтому я и сделал не рабочие, а вот такие твои руки».
« Я всегда знал, что мы встретимся снова, и я подарю их тебе», – добавил он. Одну из этих рук ты возьмешь с собой. А значит вернешься, потому что руки должны быть вместе.
Через три дня поезд мчал мня обратно в Воронежскую область. Дома меня ждал маленький сын, и моя работа, к которой меня не допустили. Сейф был опечатан, и люди со сберкнижками выстроились в ряд перед сберкассой. Оказывается по радио было объявлено, чтобы все явились для проверки с этими сберкнижками. Потом была ревизия долго из Воронежа. Недоброжелатели потирали руки, а хорошие люди они всегда хорошие. Они сочувствовали, молча отводя взгляды, когда я проходила сквозь плотный ряд собравшихся. Объяснить создавшееся положение было просто. Женщина, работавшая до меня, что-то химичила , и ей дали 10 лет. по стечению обстоятельств, Шофер отвозивший ее на станцию для отбытия в места отдаленные, обратно вез меня. Я возвращалась, в места где прошло мое детство, и где у меня родился сын Юрий. Володя уехал в Москву. Признаться такие совпадения меня очень не радовали тогда, хотя я и знала, что у меня все в порядке на моей не любимой работе. Все прошло нормально. И вот мы уже в Москве. Юре было четыре года. Он сразу полюбил Володю, мастерскую, милых и добрых соседей старичков – москвичей. У нас сложились очень добрые отношения, и после их ухода, я пролила много слез. Коммуналка стала для меня очень родной. Выручали меня все время, помогая с Юрой. Через 3 месяца мы расписались в Загсе. Были Володины друзья и наши милые cоседи. А утром в окно нашей мастерской постучал Саша. Он жил в нашем доме и очень интересовался творчеством Володи, часто захаживая в мастерскую.
Он оповестил нас, что генсек Казахстана Кунаев подарил руки наши Леониду Ильичу Брежневу. И в день нашей регистрации, то бишь вчера, их показали по ТВ. Как будто кто-то срежиссировал. Удивительно. Мы поехали на утро в центр, и там в музее подарков в центре зала действительно стояли наши руки. .
Валентина Мокроусова – член Правления .
“Бородино”
