БОГОМАТЕРЬ НА ВОЙНЕ.

А.Н. Крылов.

В основе этого рассказа лежит очень хорошая книгa “Память русской души” Грачёвой Татьяны Васильевны, заведующей кафедрой Военной Академии Генерального штаба Вооруженных Сил России.
Добавлен фрагмент из книги Жевахов Н. Воспоминания. М., 1993. С. 36-37, 44-46., статьи протоиерея Владимира Востокова КОГДА ЖЕЛЯБОВЫ СМЕЮТСЯ — РОССИЯ ПЛАЧЕТ.
Использованы также материалы ресурсов http://www.pobeda.ruhttp://www.otechestvo.org.ua, других сайтов.
При работе над этой вещью очень помогли книги:
Митрополит Николай (Ярушевич) Слова и речи, послания (1914—1946 гг.). Т. I. М., 1947.Сила любви Издательство: “Правило веры”, Москва Год издания: 2007
Митрополит Илия (Карам) и Россия Издательство: Издательский Cовет Русской Православной Церкви Год издания: 2005
Хочу выразить признательность дочери А.И. Ерёменко за оказанную возможность ознакомления с подлинником дневника её отца.
Приношу благодарность и ныне живущим Сталинградцам, сообщившим весьма ценные подробности прорывов в осаждённый город через Волгу.
Огромная благодарность почитателям Митрополита Николая, просветивших автора в весьма интересных моментах нашей истории.

+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

В трудных испытаниях, выпадавших на долю России, незримо присутствовала и ощущалась Божия помощь и Заступничество Пресвятой Богородицы.


В 1395 году полчища Тамерлана повернули прочь от Москвы в день празднования иконы Владимирской Божией Матери.

В день Рождества Богородицы состоялась Куликовская битва,

в Рождество 1813 года последний наполеоновский солдат покинул пределы Отечества.


Иконами Божией Матери наша Родина ограждена со всех сторон света: «Казанской» – с востока,

«Смоленской» – с запада,

«Тихвинской» – с севера

и «Донской» – с юга.


Иконы Божией Матери, как величайшие святыни, всегда сопровождали русских воинов.

С «Казанским» образом шло освобождать Россию Второе Победное Ополчение Минина и Пожарского.

«Смоленский» образ был с нашими воинами во время Отечественной войны 1812 года.
Спас Нерукотворный

взирал на наших предков на Куликовом поле и в Казанских походах Благоверного и Христолюбивого Царя Ивана Грозного.
Наша историческая память требует, чтобы мы всегда помнили об этом.
Осенью 1854 г. иеромонах Оптинской пустыни о. Евфимий (Трунов) писал в своём дневнике: «14 Сентября — день Воздвижения Честнаго Креста Господня был днем начала осады Севастополя. Не откровение ли это для внимательного?.. Не знаменует ли событие это, что Русь Святая уже недостойна именоваться этим именем, что благодать и сила Честнаго Креста Господня отступает от тех, кто поставлен быть вождями Русского народа, кто, принося клятву быть верным Вере и Царскому Престолу, первородство свое и верность продает за чечевичную похлебку низменного тщеславия и самолюбия?.. Но, благодарение Богу, тайники души простого народа еще не затронуты, или мало затронуты злом неверия и вольнодумства его руководителей — в этом временное спасение земли Русской, яко хранительницы чистой Христовой веры. Коснется этих тайников дух князя века сего, тогда чего ждать? Не грозного ли и Страшного Суда Господня?..»
Главнокомандующего всеми сухопутными и морскими силами в Крыму князя Александра Сергеевича Меншикова матросы называли «Изменщиков», а люди осведомленные прямо утверждали, что «светлейший — вольтерьянец и старый масон». Участник обороны Севастополя П.Кислинский рассказывал после войны «Серафимову служке» Н.Мотовилову: «Как-то раз я был у светлейшего… Адъютант докладывает, что явился гонец от архиепископа Херсонского Иннокентия…
— Владыка прислал доложить вашей светлости, что он прибыл к Севастополю с Чудотворной иконой Касперовской Божией Матери и велел просить встретить ее как подобает, у врат Севастопольских. Владыка велел сказать: се Царица Небесная грядет спасти Севастополь.
— Что, что? Как ты сказал? Повтори!
— Се Царица Небесная грядет спасти Севастополь!
— А! Так передай архиепископу, что он напрасно беспокоил Царицу Небесную — мы и без Нея обойдемся!»
Об этом же на¬писал известный духовный писатель С.А. Нилус. «При первом выстреле, направленном на севастопольские ба¬стионы с вражеских кораблей, он послал Государю, для отправки в Севастополь, копию иконы Божией Матери «Радости всех радостей», перед которым всю жизнь молился и в молитвенном подвиге скончался Преподобный Серафим…»

«Севастопольская война уже кончилась, настали великие дни коронации Александра II. Мотовилов был в числе других дворян выбран в депутацию от Нижегородского дворянства на коронационные дни в Москву. На одном из вечеров у князя Ивана Федоровича Звенигородского ему довелось встретиться с одним из героев Севастопольской обороны, адмиралом Петром Ивановичем Кислинским.

Мотовилов не преминул поинтересоваться, что сталось с посланною им покойному Государю иконой, и была ли она доставлена в Севастополь. Кислинский ему ответил: «Икона Божией Матери была от Государя прислана, но наш светлейший (главнокомандующий князь А.С. Меншиков) на нее не обратил никакого внимания, и она долгое время хранилась в каком-то чулане, пока Сам Государь не запросил, куда она помещена. Тогда ее разыскали и поставили на Северную сторону, и только Северная сторона, как известно, и не была взята неприятелем» (С. Нилус. Великое в малом).
Ужасающим равнодушием к православным святыням была отвергнута милость Божия и в Русско-японскую войну 1904-1905 годов. Тогда непослушание гласу Царицы Небесной привели к роковым последствиям, которые захватывают и настоящее время. Некоторые современные историки называют этот перелом начала века для страны: «русско-японский динамит».

В памяти и сердцах православных России бережно сохраняется необыкновенная история святыни, предназначенной Провидением для оказания помощи русскому воинству в эти годы. Не будем забывать: в то время у либеральной публики, студентов считалось хорошим тоном посылать японскому микадо (императору) поздравительные телеграммы по случаю победы над русской армией в очередном сражении.
Таинственная и чудесная по своему происхождению икона, известная под названием «Торжество Пресвятой Богородицы», была предназначена для крепости Порт-Артур, в связи с чем получила второе имя «Порт-Артурская икона Божией Матери».

В литературе встречается и тре¬тье ее название: С.А. Нилус в книге «Великое в малом» упоминает ее под именем образа Царицы Небесной «На двух мечах». В рассказах об этой необычной иконе чудным образом переплетаются народные предания и действительные факты, глубокая вера в Небесное Провидение и равнодушие к церковным святыням (Отвергнутая победа. Икона «Торжество Пресвятой Богородицы» в Русско-японской войне. СПб., 2003).
Накануне Русско-японской войны Пресвятая Богородица явилась одному старому матросу, участнику обороны Севастополя. Он усердно молился о русском флоте в Порт-Артуре. Богородица повелела написать Свой образ и доставить его в Порт-Артур, обещая Свое покровительство и победу русскому воинству. 11 декабря 1903 года, ровно за два месяца до начала Русско-японской войны, этот благочестивый человек (матрос Феодор) прибыл в Дальние пещеры Киево-Печерской лавры и рассказал о чудесном явлении монахам (Порт-Артурская икона Божией Матери. СПб. 2005).


Начался сбор пожертвований на написание образа. 10 000 богомольцев приняли участие в сборе средств, каждый вносил по 5 копеек (больше не брали). Так были собраны средства на краски и материал для иконы, за работу мастер П.Ф. Штронда ничего не взял. Образ был написан точно по описанию старика-матроса.
   Само изображение Пресвятой Богородицы необычно. Она изображена на небесно-голубом фоне Порт-Артурского залива стоящей на скрещенных самурайских кривых мечах. Хитон Божией Матери был синим, а верхнее одеяние – коричневым. С правой стороны изображен Архистратиг Михаил, а с левой – архангел Гавриил. Над ней ангелы держат Царскую корону, еще выше на облаках – Господь Саваоф. Образ венчает надпись: «Да будет едино стадо и един пастырь».
Эмалированной вязью на иконе было написано: «В благословение и знамение торжества христолюбивому воинству Дальней России от святых обителей Киевских и 10 000 богомольцев и друзей».
   В феврале 1904 года началась военная кампания.
На Страстной Седмице при громадном стечении народа образ был освящен и отправлен в Санкт-Петербург, на попечение адмирала Верховского.

Киевские граждане выражали надежду, что «Его Превосходительство употребит все возможности для скорейшего и безопасного доставления иконы в крепость Порт-Артур».
Власти полного адмирала, члена Адмиралтейств-Совета Владимира Павловича Верховского, конечно, вполне хватило бы для «скорейшего и безопасного доставления» иконы по назначению. К тому же, как утверждали, он был человеком благочестивым, ценителем изящных искусств.
На Пасху образ был уже в доме адмирала. Казалось бы, дело за немногим — погрузить икону в ближайший скорый поезд или воинский эшелон, и через 17—18 суток она будет на Порт-Артурских позициях. Но Владимир Павлович поспешности в делах не любил. Несколько дней его дом напоминал модный художественный салон: посмотреть икону заходили генералы, сенаторы, представители властей, старые коллеги по службе… Навестил адмиральскую квартиру и митрополит Петербургский Антоний. Верховский испросил благословения выставить икону («хотя бы на недельку») в Казанском соборе, но владыка напомнил, что законное место ее в Порт-Артуре, и что с исполнением Владычной воли следует поспешить. Адмирал ответил, что ради выигрыша 7—8 дней вряд ли стоит подвергать икону дорожным случайностям. (Последующие события показали, что судьбу иконы как раз и решили эти самые дни!)
31-го марта (в среду Светлой Седмицы) под Порт-Артуром вместе с флагманским броненосцем «Петропавловск» погиб командующий флотом адмирал Степан Осипович Макаров.

Его смерть во многом предопределила развитие событий на морском театре военных действий и весь ход войны. тихоокеанцы переживали его гибель как личную катастрофу, а Государь Николай Александрович оставил среди каждодневных своих записей такую: «Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья… Во всем да будет воля Божия, но мы должны просить о милости Господней к нам, грешным».
Если бы Верховский воспринял эту трагедию как некий грозный знак и поторопился с отправкой иконы!.. Но образ «Торжество Пресвятыя Богородицы» продолжал украшать адмиральскую квартиру; Верховский заказал его список, и на эту работу (ее прекрасно выполнили монахини Новодевичьего монастыря) ушло еще несколько дней.
На место погибшего Макарова заступал адмирал Николай Илларионович Скрыдлов, отозванный с поста командующего Черноморским флотом. Приказ о назначении состоялся 1 апреля; 6-го Скрыдлов прибыл в столицу, и, пока длилась почти недельная череда полагавшихся по чину аудиенций, попечение над «Порт-Артурской» иконой приняла на себя вдовствующая Императрица Мария Федоровна. Образ после краткого молебна в собственной Ее Величества резиденции (Аничков дворец) был доставлен в салон-вагон адмирала Скрыдлова.

Николай Илларионович обещал, что лично внесет его в Порт-Артурский собор.
Адмиральский поезд отбыл 12-го числа. Но, к удивлению многих… снова в Севастополь! Там Скрыдлов пару дней потратил на передачу дел своему преемнику, еще день-другой устраивал по-дорожному семейство с багажом, и лишь 20-го тронулся в путь. Увы, сделал он это слишком поздно! Последний эшелон с боеприпасами прорвался в крепость 26 апреля, разгоняя на стрелках вышедших к полотну японских солдат, за три дня до того высадившихся на побережье. В результате Скрыдлов вместо Порт-Артура оказался во Владивостоке…
Принято считать, что история не терпит сослагательного наклонения. Однако порой невозможно не задаться вопросом: «А что, если?..». Что, если бы лаврские богомольцы не стали связывать свои надежды с Верховским, а твердо возложили упование на всеблагую и всесовершенную волю Божию? Тогда, быть может, история войны сложилась бы по-другому?..
О том, что было дальше, пишет один из современников: «Таинственная и чудесная по своему происхождению икона, известная под названием «Торжество Пресвятой Богородицы»… 2-го августа (!?) 1904 г. была временно помещена во Владивостокском кафедральном соборе…» Икона была выставлена на поклонение 2 августа, спустя почти 90 дней после прибытия во Владивосток. Слухи о сокрытии командующим «Порт-Артурской» иконы блуждали по городу. Можно представить себе, сколь обострилось недовольство (особенно среди моряцких жен и матерей), когда три крейсера вышли в море на неравный бой с японской эскадрой 30 июля — и адмирал поспешил переложить ответственность на вдовствующую Императрицу — мол, Высочайших указаний не поступало… На телеграфный запрос был немедленно получен ответ Марии Федоровны, и образ перенесли из адмиральского дома в Успенский собор.
Едва ли когда соборные стены слышали столько искренних молений, сколько возносилось их перед образом «Торжества Богородицы» в те дни. «Перед иконою, — писал очевидец, — склонив колена, с глубокой верою, со слезами на глазах молились люди… Морские и сухопутные чины, начиная с простого солдата и матроса и кончая адмиралом или генералом, повергались ниц пред этою иконою и в усердной молитве искали утешения, ободрения и помощи у Пресвятой Богородицы…»
6 августа, в праздник Преображения Господня, Преосвященный Евсевий, епископ Владивостокский

в первый раз служил молебен «перед сею необычайною по своему происхождению иконою», предварив его такими словами: «И да не смущается сердце старца-воина, которому было видение, и всех, на средства и по усердию которых сооружена святая икона, что не попала она в Порт-Артур. Господь многомилостив и всесилен, и Его Пречистая Матерь может оказать помощь Артурцам и всем русским воинам, находясь Своим изображением и во Владивостоке, а мы, жители Владивостока, возрадуемся и возвеселимся, имея у себя сию святыню…».
Но чувство неправильности происходящего испытывали практически все русские православные люди. В редакцию «Церковного Вестника» приходили каждодневно десятки писем, вопрошавшие — «Куда делась икона?» Весть о нахождении образа во Владивостоке мало утешила людей. Настроения их наглядно иллюстрирует письмо, направленное в те дни неким «православным военным» адмиралу Верховскому: «Раз икона находится во Владивостоке и не дошла по назначению, она не может подавать благодатной помощи верующим в заступление Богоматери. В настоящие дни наших тяжких испытаний особенно благовременно искать помощи Небесной… и если эта помощь обещана нам при выполнении определенных условий, то нельзя же останавливаться на полпути к тому, что требуется от нас…
Пусть бы икона вверена была рискованному способу доставки ее на место: если действительно было намерение Богоматери через нее явить свою чудесную помощь в Порт-Артуре, то Ее образ дойдет до Порт-Артура; если же не дойдет — подчинимся воле Богоматери, и на нашей душе не останется упрека за невнимание к тому, что через посредство простого моряка изрекается устами Царицы Небесной».
В штабе Скрыдлова составилась группа молодых офицеров-«заговорщиков», душой которой был 23-летний мичман Павел Оттович Шишко. Прорывать блокаду он задумал на маленьком старом пароходе «Сунгари». Отправить икону на нем Скрыдлов, правда, не решился. С нее была снята фотокопия в трех экземплярах, а затем местным живописцем была написана на дереве масляными красками еще одна, в уменьшенном размере. Фотокопии послали почтой в Чифу русскому консулу, чтобы переправить в осажденную крепость китайской джонкой, а вновь написанную решили отправить транспортом. Доставить ее вызвался матрос-доброволец Пленков.
Мичман Шишко, назначенный командиром транспорта лейтенанта А.М.Веселаго и их товарищи предприняли две попытки. Сначала транспорт, нагруженный также мукой и снарядами, был отброшен тайфуном. Вторая попытка сорвалась у самого Порт-Артура, когда на судне уже видели вспышки выстрелов крепостных орудий – помешали дозорные корабли противника. Решили зайти в Циндао и, загрузившись углем, попробовать еще раз, но через день по приходе «Сунгари», туда прибыли миноносцы из крепости, сообщившие о готовящейся капитуляции…
Все это время Успенский кафедральный собор был переполнен народом. Очевидец писал: «Пред иконою «Торжество Богоматери» так же много было молящихся и плачущих, как и в начале августа, после возвращения из боя наших крейсеров… Часто можно слышать с укоризною произносимый вопрос: почему же до сих пор не отправили икону в Порт-Артур?.. Почему не нашелся до сих пор человек, готовый из-за любви к Родине и ее защитникам-героям взять на себя опасную, но вместе с тем высокую задачу — провезти в Порт-Артур икону Богоматери?..»
Такой человек нашелся. Им был Николай Николаевич Федоров, участник Русско-турецкой войны 1877—78 гг., отставной ротмистр лейб-гвардии Уланского Его Величества полка, служивший по Дворцовому ведомству в должности делопроизводителя Императорской охоты. Возраст его был за пятьдесят, он страдал ревматизмом, ни о каких подвигах не мыслил, живя себе тихо в Гатчине — пока не прочел в газете, что икона «Торжество Богородицы» вот уже почти полгода пребывает во Владивостоке, и никто не может доставить ее по назначению…
Николай Николаевич, рассказав о своем намерении супруге, сел на поезд и вечером того же дня был в Кронштадте. Позднее он говорил, что на всем пути его странствий с ним случались «малые чудеса», а все сложные вопросы разрешались на удивление быстро, как бы сами собою. «Впрочем, — заключал он, — удивляться тут как раз и нечему. Ведь я прежде всех моих дел испросил благословение у Кронштадтского Пастыря, великого молитвенника земли русской…»
7 ноября Федоров прибыл во Владивосток. И в этот же день адмирал Скрыдлов получил из Копенгагена депешу вдовствующей Императрицы, которая дозволяла «вверить попечение над образом «Торжество Богородицы» г. Федорову».
О доставке иконы по суше через Маньчжурию нечего было и думать. Моряки советовали дождаться второго похода «Сунгари», но Николай Николаевич решил добраться на каком-нибудь судне в Шанхай и далее действовать по обстоятельствам. Нашлось и подходящее судно — норвежский пароход «Эрик». Команда — малайцы, капитан — британский подданный, груз имел адресацию в Шанхай, а время выхода в рейс было назначено на 22 ноября. «…Время до 22 числа, — писали «Епархиальные ведомости», — г. Федоров употребил на приготовление себя к великому и опасному предприятию: он говел, исповедовался и причастился Св. Тайн Христовых…»
Пароход ушел. С надеждой верующие люди России ждали известий, но их не было… 20 декабря 1904 г. Порт-Артур пал. Фёдоров не успел. И не его в этом вина. Кто из генералов и адмиралов задерживал икону, ясно из вышеизложенного.
11 января во Владивосток пришел заказной пакет, отправленный из порта Чифу на следующий день после падения крепости, 21 декабря 1904. Федоров писал: «8 декабря приехал в Чифу. Нашлись китайцы, взявшиеся доставить меня на джонке в Порт-Артур, и 14 декабря в 9 часов вечера я сел в лодку, но проехал всего около 10 верст. Слабый попутный ветер переменился, подул сильнейший противный северный ветер… и мы вернулись при большом волнении в Чифу. 19 числа я намерен был опять выехать в 6 часов вечера, но к этому времени слабый попутный ветер совсем улегся, и пришедшие за мной китайцы заявили, что опять ехать нельзя. 20-го утром пришли 4 миноносца из Порт-Артура… Какова же была моя скорбь, когда я узнал, что они в Порт-Артур не возвратятся, потому что крепость сдается… Неисповедимы пути Божии. Попутный ветер — от Бога, и если я не попал в Порт-Артур, то ясно, что на это не было воли Божией».
Как сказал глава русской православной миссии в Корее архимандрит Павел — «Слава Богу, что нашелся на Руси человек, явивший ту христианскую доблесть и ту веру, в которых — увы! — многие из нас ныне ослабли… История «Торжества Пресвятой Богородицы»… явилась испытанием нашей общей веры, и самое происхождение ее в Киеве так же необычно, как и тот урок, который преподан нам с такою силою в Порт-Артуре…».
После падения крепости Федоров, рассудив, что икона должна быть среди сражающихся войск, перебрался в маньчжурскую армию. До конца войны Порт-Артурская икона находилась в походной церкви главнокомандующего, а в мае 1905 г., волею Божией и трудами многих людей, счастливо избегнув военных случайностей, вернулась во Владивосток…
Известно письмо отца Иоанна Кронштадтского: «Вождь нашего воинства А.И. Куропаткин оставил все поднесенные ему иконы у японцев-язычников, между тем как мирские вещи все захватил. Каково отношение к вере и святыне церковной! За то Господь не благословляет оружия нашего, и враги побеждают нас. За то мы стали в посмеяние и попрание всем врагам нашим» (Вратарница Дальневосточная. Статья из журнала «Глаголь» №22 (44) от 5.12.2001).
В.Н. Мальковский так писал в своем «Сказании об иконе «Торжество Пресвятыя Богородицы» (1906 г.): «Ужасная и небывалая по своим размерам война унесла десятки тысяч человеческих жизней, поглотила сотни миллионов народного достояния. Обрушившись так внезапно со всеми своими кровавыми ужасами, она явилась Божией карой за то неверие, за ту нравственную распущенность, которые царили в наших слоях общества».
26 мая 1905 года Порт-Артурская икона, возвращенная из действующей армии, была внесена во Владивостокский кафедральный собор. Есть факты, что икона, пронесенная крестным ходом, помогла обуздать революционные бесчинства во Владивостоке 30-31 октября 1905 года (Владивостокские епархиальные ведомости. 1905, № 24) (Отвергнутая победа. Икона «Торжество Пресвятой Богородицы» в Русско-японской войне. СПб. 2003).
Подобная трагическая история произошла и с Песчанским чудотворным образом Божией Матери, о котором в нескольких посмертных явлениях говорил Святитель Иоасаф Белгородский.


Образ Божией Матери, называемый “Песчанским”, известен как один из чудотворных списков Казанской иконы Божией Матери. Явление этого образа связано с именем русского святителя епископа Белгородского Иоасафа. В год своей кончины в 1754 году он объезжал свою епархию, и накануне выезда в Белгород ему был сон…

Некая церковь и в ней, в неподобающем месте, икона Божией Матери. От нее исходило сияние и был глас: “Смотри, что сделали с ликом Моим служители этого храма”. Пораженный епископ Иоасаф при посещении церквей осматривал их как снаружи, так и внутри. Прибыв в город Изюм, он направился в Вознесенскую церковь и там узнал икону, которую видел во сне. Икона служила в притворе перегородкой, за которую ссыпали уголь для кадила. По его повелению икону поместили в большой киот, а в 1792 году церковь вместе с иконой была перенесена из замостья ( городского предместья ) на Пески. По молитвам у Песчанской иконы Божией Матери совершались многие чудеса, люди исцелялись от неизлечимых болезней, прославляя Заступницу рода человеческого.
Чудотворный образ пришел на помощь нашей Родине в один из тяжких моментов ее истории, в самый разгар войны 1914 года и был… отвергнут. 4 Сентября 1915 года на на общем собрании членов “Братства святителя Иоасафа” попросил разрешение выступить военный. “Не удивляйтесь тому, что услышите, — сказал он. — Вопрос идет обо всей России, и я не могу молчать потому, что получил от угодника Иоасафа прямое повеление”; И он рассказал о своем грозном сне за два года до войны. “Явившийся в сновидении святитель взял меня за руку, вывел на высокую гору, откуда взору открылась вся Россия, залитая кровью”. Затем было еще одно видение угодника Божия. “Передо мной стоял святитель Иоасаф… “Поздно, — сказал он,- теперь только одна Матерь Божия может спасти Россию.

Владимирский образ Царицы Небесной и Песчанской образ Божией Матери нужно немедленно доставить на фронт, и пока они будут там находиться, до тех пор милость Господня не оставит Россию”. Я очнулся и с удвоенной настойчивостью принялся выполнять прямое повеление Божие”. Князь Жевахов и другие члены братства поверили полковнику. Возглавить миссию поручили князю. С Божией помощью князь донес до императрицы суть дела. Последовали высочайшие распоряжения для препровождения икон в Ставку, в которую они прибыли накануне тезоименитства Цесаревича. Но Государю о прибытии поезда из Харькова даже не докладывали.
Вот что сообщает князь Жевахов (страшно ненавидимый масонами за издание им книг С. А. Нилуса, разоблачающих масонский заговор):
Я шел по улицам, разукрашенным, по случаю Тезоименитства Наследника Цесаревича, флагами… Было только 8 часов утра… Встречных было мало… Прошло несколько минут, прежде чем я нашел канцелярию протопресвитера. В первой комнате сидел за столом Е.И. Махароблидзе… Он был правой рукою всесильного протопресвитера, и в его движениях сказывалась уверенность человека, довольного своим положением. Протопресвитер находился в смежной комнате. Я прошел к нему…
“Вот видите, как мы живем здесь, – сказал мне Г.И. Шавельский, указывая рукою на стоявшую в углу кровать, – вот и все наше убранство… Здесь моя квартира, здесь и канцелярия”.
Не желая терять времени, я перешел непосредственно к тому, что меня угнетало, и сказал протопресвитеру:
“Никогда бы я не подумал, что Вы окажете такой прием чудотворному образу Божией Матери, пред которым сам Святитель Иоасаф коленопреклонно молился, со слезами… Я был уверен, что Вы встретите святыню еще более торжественно, чем ее встречали в Харькове и по пути следования в Ставку, когда даже на маленьких станциях, ночью, духовенство и народ, с хоругвями и свечами в руках, ждали прибытия поезда, чтобы приложиться к иконе, и служились непрерывно молебны о ниспослании победы на фронте… Мне казалось, что Вы встретите Царицу Небесную на вокзале крестным ходом с Царем во главе, пройдете с вокзала в Собор, отслужите пред Нею молебен и поставите икону на подобающее святыне место; а увидел я только одного Е.И. Махароблидзе, с брезентовым автомобилем, на котором разъезжают солдаты”…
“Какие там крестные ходы! – запальчиво ответил Г.Шавельский, – это архиепископу Антонию делать нечего; он и устраивает крестные ходы, да всенощные служит по пяти часов: а нам здесь некогда. По горло заняты”…
Я обомлел от этих слов; однако, не допуская еще такого издевательства над религиозным чувством, я спокойно сказал о. Шавельскому:
“Позвольте, здесь, верно, какое-то недоразумение… Вы должно быть не знаете, что я командирован в Ставку по повелению Ея Величества, и того, чем вызвана моя командировка… И что, по возвращении в Петербург, я должен буду представить Государыне доклад о своей поездке”.
Г.И. Шавельский промолчал… Рассказав о докладе полковника О., о бывших ему дважды явлениях Святителя Иоасафа, о таком же явлении старцу в селе Песках, я добавил:
“Совершенно не подобает мне утверждать пастыря Церкви в вере; однако же я думаю, что Вы берете на себя великую ответственность, не выполняя повеления Святителя Иоасафа… Если бы я был даже неверующим, то и тогда одновременное явление Святителя в разных местах двум разным лицам – одному – живущему в месте пребывания святой иконы, в селе Песках, а другому – находящемуся на фронте, и переданное им одинаковое повеление Божие, поколебало бы мое неверие… Святитель приказал не только привезти святые иконы в Ставку и здесь их оставить, а повелел обойти с ними фронт и предупредить, что такова воля Матери Божией, и что только при этом условии Господь помилует Россию; а вы не встретили святыни на вокзале и не предуведомили Царя”…
“Да разве мыслимо носить эту икону по фронту! – возразил протопресвитер. – В ней пуда два весу… Пришлось бы заказывать специальные носилки…
А откуда же людей взять… Мы перегружены здесь работой, с ног валимся. Все это Ваша мистика; это Петербург ничего не делает, ему и снятся сны; а нам некогда толковать их, некогда заниматься пустяками”, – говорил о. Шавельский, все более раздражаясь.
“Так неужели же Вы дерзаете вовсе не исполнить повеления Святителя? – спросил я изумленно, – если Вы берете на себя эту смелость, тогда отслужите хотя бы, всенародный молебен, с коленопреклонением, здесь на площади, в присутствии Государя”, – сказал я протопресвитеру.
“Некогда! С утра до ночи люди в Штабе, за работою”, – отрезал он. Я откланялся.
Через полчаса этот человек пошел в собор служить обедню. Никакое горе, никакое несчастье, казалось, не могло нанести мне большего удара, чем эти слова, этот тон, это глумление над верою, со стороны того, кто являлся духовным пастырем армии и флота…
“Да ведь этот один человек погубит всю Россию, – думал я, возвращаясь в гостиницу… – Бедный Царь, бедная Россия”…
Мне знаком был этот тип людей, и психология о. Шавельского меня не удивляла… Случайные сановники редко привыкают к своему положению настолько, чтобы не иметь нужды подчеркивать его, и часто делают это такими способами, какие только выдают их скромное прошлое. Не заносчивость и самоуверенность о. Шавельского, граничившая с невоспитанностью, шокировали меня, а удивляло меня то искусство, с которым этот маловерующий и ловкий человек мог войти в доверие к столь глубоко религиозному и мистически настроенному Государю и пользоваться чрезвычайным расположением как Его Величества, так и Государыни Императрицы.
Православие для него – мистика… Какая же религия не мистична… Тогда это не религия, а философия…
Священник Яковлев с нетерпением ожидал моего возвращения и бросился мне навстречу с расспросами…
Как, однако, ни было велико мое негодование, я, все же, смягчил свое впечатление от беседы с протопресвитером: мне было жалко смиренного сельского пастыря; мне не хотелось обнажать пред ним картину действительности и показывать те черные пятна, какими эта картина была покрыта…
Но мудрый батюшка и без моей помощи многое видел. От его взора не укрылось то, чего он не ожидал увидеть, и, как бы отвечая на невысказанные мною мысли, о. Александр часто повторял:
“Ох, будет горе, будет… сами люди накликают его… Вот искушение… Сама Матерь Божия протягивает им Свои Пречистые руки, а люди того не замечают… Теперь и злодеи, по селам, каются, ибо видят карающую Десницу Божию; смиряются, проникаются страхом Божиим; а тут сам протопресвитер не боится Бога”…
С помощью Небесной Заступницы, можно было предотвратить Первую мировую войну, а когда она все же началась, закончить ее русской победой. Но помешало оскудение веры и ревности у отдельных причастных лиц.
Необходимо понимать, что дело не в том, что иконы Пресвятой Богородицы находились в чуланах и других неподобающих для них местах, а в том, что ВЕРЫ у помещающие эти иконы в чуланы не было во Всемогущество Божие, отношение к Святыням обличало духовное состояние русского общества. И показывало БОГУ НЕОБХОДИМОСТЬ вразумительного воздействия. А потому за Первой мировой войной последовала революция, сломившая православную Российскую Империю и открывшая эпоху мученичества и гонений на христианство.
Почему такое произошло? Ведь среди Русского Народа были великие молитвенники. Сам Царь Николай Второй был святой и праведной жизни. Почему Господь попускал все эти неудачи? Ответ может быть один: грехи и беззакония, совершавшиеся в России, превысили крайнюю меру долготерпения Божия. Разложенные революционной пропагандой, русские солдаты бежали с фронта, обращали оружие против своих соплеменников. Новая власть очень скоро начала борьбу с Православием. Митрополит Вениамин (Федченков), бывший в войсках генерала Врангеля, говорил, что русская армия героичная, но она «некрещеная». Одного героизма, одного воинского таланта мало для того, чтобы одержать победу (Духовная основа боеспособности, 31.08.2005).
Все белые “вожди” революционных времен садятся на два стула и проваливаются. Иные из них про себя-то не прочь были помечтать и о царе, но вслух именем таким не смели оскорбить завоевания “бескровной”, “страха ради иудейска”. Были из них и ярые противники “царизма”. Деникин, например, сражаясь за “единую-неделимую”, говаривал друзьям: “Вы думаете, что я иду на Москву восстановить трон Романовых? — Никогда!” Но без трона-то Романовых его “единая-неделимая” в клочки разлетелась, и сам он вместо Москвы попал в Черное море.
Протопресвитер Шавельский, верный исполнитель предначертаний масона Романовского, деникинского начальника штаба, даже на Ставропольском церковном соборе 1919 г. не позволял произнести слово “царь”, но на этом же соборе дал волю поляку-эсэру, Свенцицкому, чудом каким-то очутившемуся в рясе священника, и тот бичевал, как самых опасных членов собора, немногих тогда открытых монархистов.
Отход от веры русского общества и всеобщего разложения высшей аристократии под растлевающим влиянием революционных настроений привел к пренебрежению помощью свыше.
Однако во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов сердца людей опять обратились к Богу в молитвенном плаче о спасении Отечества.
В самом начале Великой Отечественной войны Патриарх Антиохийский Александр III обратился с посланием к христианам всего мира о молитвенной и материальной помощи России, друзей у которой тогда оставалось уже совсем немного.

Конечно, и на самой Руси были великие молитвенники — например, Преподобный Серафим Вырицкий, который тысячу дней и ночей непрестанно молился и в своей келии, и в саду — на камне перед иконой Преподобного Серафима Саровского. Но речь у нас сегодня не о нем, а о другом удивительном молитвеннике и друге России — митрополите Гор Ливанских Илие (Караме). Он знал, что значит Россия для мира, и всегда молился о ней и ее народе, а после обращения Александра III решил затвориться и просить Божию Матерь открыть ему, чем можно помочь России. Для этого митрополит Илия спустился в каменное подземелье, куда не доносился ни один звук и где не было ничего, кроме иконы Богородицы. Он затворился там, отказавшись от еды, воды и сна, и только, стоя на коленях, молился перед иконой Божией Матери с лампадой. Через трое суток ему явилась в огненном столпе Сама Богородица и объявила, что избрала его, истинного молитвенника и друга России, для того, чтобы передать определение Божие для страны и народа русского, предупредив при этом, что, если все это не будет исполнено, Россия погибнет.
«Должны быть открыты во всей стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии. Священники должны быть возвращены с фронтов и из тюрем, должны начать служить. Сейчас готовятся к сдаче Ленинграда — сдавать нельзя. Пусть вынесут, — сказала Она, — чудотворную икону Казанской Божией Матери и обнесут ее крестным ходом вокруг города, тогда ни один враг не ступит на святую его землю. Это избранный город. Перед Казанскою иконою нужно совершить молебен в Москве; затем она должна быть в Сталинграде, сдавать который врагу нельзя. Казанская икона должна идти с войсками до границ России. Когда война окончится, митрополит Илия должен приехать в Россию и рассказать о том, как она была спасена».
Владыка связался с представителями Русской Православной Церкви и с советским правительством и передал им все, что ему было открыто. Письма и телеграммы, переданные митрополитом Илией в Москву, по сей день хранятся в архивах.
Когда эти письма дошли до Сталина, он вызвал к себе митрополита Ленинградского Алексия (Симанского) и местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского) и обещал исполнить все, что передал митрополит Илия, ибо не видел больше никакой возможности спасти положение. Из Владимирского собора вынесли Казанскую икону Божией Матери, обошли с ней крестным ходом вокруг Ленинграда — и город был спасен. Многим до сих пор непонятно, чем держался Ленинград, ведь помощи ему практически не было: то, что подвозили, было каплей в море. И тем не менее, город выстоял.
То же самое произошло и в Москве. Правда, там из-за боевых действий обойти город с иконой было невозможно, и поэтому чудотворная икона Тихвинской Божией Матери была обнесена вокруг Москвы на самолете. Столица была спасена, а 9 декабря 1941 г. освобожден Тихвин. (Икона, кстати, была взята из Тихвинского храма в Алексеевском, который расположен буквально в нескольких минутах ходьбы от станции метро «ВДНХ».)
Одновременно с этим в России было открыто более 20 000 храмов Русской Православной Церкви. Вся страна молилась — даже Сталин (об этом есть свидетельства очевидцев). Начальник Генштаба Б.М. Шапошников, царский генерал, не скрывавший своих религиозных убеждений, часами беседовал со Сталиным, и все его советы (в том числе одеть войска в старую форму царской армии с погонами) были приняты.
А сколько старших офицеров, не говоря уже о солдатах, молились на фронте. Многие командиры, да и сам маршал Жуков, говорили перед боем: «С Богом!» Один офицер, сидевший на связи с летчиками во время боевых вылетов, рассказывал, что часто слышал в наушниках, как пилоты горящих самолетов кричали: «Господи! Прими с миром дух мой!..»
Тогда же были открыты духовные семинарии, академии, Троице-Сергиева Лавра и многие монастыри. Было решено перенести мощи святителя Алексия, митрополита Московского и всея Руси в Богоявленский собор, где стояла всю войну та самая чудотворная икона Казанской Божией Матери, которая была с ополчением 1612 года.


Поздняя осень Сталинграда 1942 года. Тяжело нависшее над Волгой ноябрьское небо, полное вражеских самолётов, несущих в своём чреве тонны смертельного груза. По реке идёт «сало» — мелкий битый лёд. Маленьким трудягам – бронекатерам всё тяжелее пробиваться к сражающемуся городу, подвозя подкрепления и боеприпасы. Многие судёнышки уже навсегда успокоились на волжском дне. Огонь Великой Битвы пылал над речными волнами, почти не угасая. На правом берегу противник нажимал, увеличивая мощь своих атак. В жестоких встречных боях таяли силы защитников города, всё меньше становились наши правобережные плацдармы.
В эти ноябрьские дни в штабе Фронта появился необычный гость. Облачения священнослужителя русской православной церкви резко контрастировали с мундирами офицеров штаба. Это был первый помощник и правая рука местоблюстителя Патриаршего Престола Сергия Старгородского – митрополит Николай Ярушевич.
Воины сражающегося Сталинграда получали всемерную помощь. Но кроме снарядов, мин и танков требовалось главное – Божья Помощь, без которой, как известно, победы не будет.
Командующий Фронтом – генерал – полковник Ерёменко тепло принял митрополита Николая. Рассказал о тяжёлых боях в городе, о том, что в подвале одной из разрушенных церквей чудом оставшийся в живых батюшка служит уже 12 дней непрерывный молебен о даровании победы русскому оружию.
Отец Николай сказал, что имеет поручение от товарища Сталина – доставить на сражающийся правый берег Волги святыню – Казанскую икону Божьей Матери и отслужить перед нею молебен.
Андрей Иванович нахмурился и хранил молчание.
Тогда митрополит Николай стал рассказывать, как эта святыня была направлена в Сталинград. Сразу после начала войны митрополит гор Ливанских Илия Карам, обезпокоенный судьбой России, спустился в подземелье одного из храмов. И там, через несколько суток безпрестанной усердной молитвы, ему явилась в огненном столпе Пресвятая Богородица. Она поведала подвижнику, как спасти Россию от дьявольского нашествия двунадесяти языков.
Илия в точности передал её слова в Россию своим друзьям, которые ознакомили с ними товарища Сталина.
Выполняя волю всевышнего, Казанская Богородичная икона была направлена сначала в Ленинград, а теперь прибыла на берега Волги.
Отец Николай сделал паузу. Молчал и Андрей Иванович. Он, как никто другой, осознавал опасность переправы через Волгу, забитую «салом». И без того небыстрый бронекатер в ледяном крошеве превращается в удобную мишень. Вражеская артиллерия без труда пустит ко дну хрупкую скорлупку…
Как бы читая его мысли, отец Николай проговорил:
— Порт – Артур сдали, когда промасоненные генералы не допустили на землю крепости Порт – Артурскую Богородичную икону, направленную туда Царём. Та же история только с Песчанской иконой произошла в германскую войну 14 года. Повторять ошибок недавнего прошлого не стоит. Бог не без милости. Прорвёмся.
Перед глазами Андрея Ивановича встали картины его боевой юности, опалённые огнём Великой войны. Штыковые атаки, ранение, потом смута, позор Брестского мира, великое собирание земель русских, освободительный поход в западные области Малой и Белой Руси…
Андрей Иванович решительно встал, подошёл к полевому телефону. На проводе был командир отряда бронекатеров. Андрей Иванович отдал приказ готовить ночной прорыв парой на участке напротив разрушенной мельницы.
Позвонил он и командующему артиллерией, что бы тот организовал контрбатарейную артподготовку на время речного прорыва.
А отец Николай уединился в одном из помещений штаба, вознося молитвы перед доверенной ему святыней.
День клонился к вечеру. Андрей Иванович получил доклады о готовности сил прорыва и артиллерийской поддержки. Сумерки быстро доедали короткий ноябрьский свет. Сталинград горел, отбрасывая багровое зарево на полусотню вёрст в округе. Артиллерийские расчёты уже поднесли к орудиям снаряды, командиры проверяли прицелы и сверяли квадраты по карте «Дон». Моторы бронекатеров были прогреты и работали на малых оборотах в ожидании пассажиров.
«Сало» шло по чёрным волнам в красноватых отблесках непрерывного пожара. Казалось, что это вскрыта израненная плоть великой русской реки.
Митрополит Николай и Андрей Иванович Ерёменко прибыли на стоянку бронекатеров, соблюдая предосторожности маскировки. Командующий Фронтом принял доклад командира отряда речных судов. Ещё раз оглядел правый берег, сверкавший вспышками выстрелов, и сказал:
— С Богом, отец Николай!
Священник легко, почти невесомо, прошёл по сходне на бронекатер, неся в руках драгоценную святыню.
Кораблик отвалил от берега, развернулся, раздвигая бортами тяжёлое «сало».

И вот дан полный ход. Дизеля, надрывая коленвалы, вышли на предельные обороты. На корме отчаянно трепетал флаг Военно Морского Флота, почти касаясь пенного буруна, переходящего в льдистый кильватерный след. Пара катеров устремилась к правому берегу, навстречу огню и ливню свинца. Скоро осколки и пули дробно застучали по броне боевой рубки. С верхней палубы грозно и методично бил по берегу спаренный ДШК. Белые деревья разрывов встали возле бортов, обрушиваясь ледяными водопадами на низкие палубы. Прожектора противника пытались взять кораблики в свои холодные пронизывающие лучи. Но вовремя заговорила фронтовая артиллерия, затыкая батареи противника и гася его прожекторные посты.
Отец Николай стоял в боевой рубке головного катера с молитвой на устах. Катер пробивался сквозь плотный заградительный огонь. Левый триплекс иллюминатора бокового обзора вдруг пошёл сетью снежно-белых трещинок, сквозь которые ясно проглядывали тёмные кружочки застрявших крупнокалиберных пуль. Кораблик накренился на правый борт, резко снизив скорость. Командир катера маневрировал, сбивая пристрелку вражеских пулемётов. Резкий разворот, стоп, полный ход к спасительным обрывам, нависшим над волжской водой.
Фронтовая артиллерия била во — всю уже по самому берегу, подавляя вражеские пулемётные гнёзда. Их огонь заметно ослаб, а вскоре прекратился. Над немецкими позициями стояла сплошная стена разрывов. Двести стволов русских пушек смешивали с землёй незваных гостей. Немец почти не отвечал, истошно вопя по радио о помощи Люфтваффе.
И вот нос головного катера уткнулся в прибрежный песок. Отец Николай сошёл на истерзанную землю правого берега. Катера тотчас отошли назад, взяв раненых и донесения в штаб Фронта.
Люди в наших траншеях хотя и были предупреждены о визите священника, но поверили в это только увидев сходящего на берег отца Николая в развивающихся облачениях.
Он творил молитву перед иконой Казанской Богоматери всё время перехода. Праздничное облачение священника сверкало золотым шитьём, солдаты с удивлением и трепетом провожали взглядом человека, нёсшего святыню Русского Православия в самое пекло Сталинградского сражения.


Несколько офицеров сопровождали отца Николая, проведя его по ходам сообщения к стенам разрушенной мельницы. Там, под защитой толстых стен, были собраны на молебен защитники города.
Богородичную икону установили на два снарядных ящика – своеобразный Сталинградский Алтарь образца начала ноября 1942 года. Отец Николай приступил к молебну без промедления:
«Русь Святая! Береги веру — самое ценное наше сокровище на земле, жемчужину души человека, опору жизни, радость и свет бытия! Разве не слышишь ты, душа русская, как без слов, но громче всяких речей человеческих молят тебя об этом — особенно в наши неспокойные дни — родные нам угодники русские?
Береги в себе веру: молят тебя подвижники киевских пещер, не только донесшие в себе искру веры до дверей могилы, но и разжегшие ее в такой пламень, который светит и греет нас через много веков.
Береги в себе веру: зовет наш смиренный и кроткий, весь народ русский обнявший своею любовию, всегда радостный и ласковый преп. Серафим Саровский…
Береги веру: взывает родной, близкий каждой верующей душе св. Сергий Радонежский, взывает Патриарх-мученик Гермоген и сонм многих-многих других небожителей…
Береги веру: завещает каждому из нас и святой покровитель нашей северной столицы благоверный князь Александр Невский, этот завет он оставил Русской Земле всею жизнью своею и подвигами, умирая- свыше 650 лет тому назад в цветущем возрасте 43 лет, но в изнеможении от непосильных трудов, целожизненных подвигов, огорчений и страданий за Святую веру Русской Земли и Родину…
Нельзя быть беспечным ни одного дня своей земной жизни. Нельзя оставаться ленивыми рабами, которые забывают или не хотят себе напомнить о грядущей смерти, изо дня в день остаются со своими грехами, со своей слабой верой, некрепкой надеждой, не твердой и не верной любовью к Богу. Верному рабу Божьему надо эту веру укреплять, эту любовь сделать горячей. Нужно торопиться — жизнь так коротка — возможно больше посеять в своей земной жизни добрых дел, чтобы эти добрые дела ушли туда, в вечную жизнь, еще прежде нас и там встречали нас, когда мы своей бессмертной душой будем проходить путь посмертных мытарств и ангелом-хранителем своим будем приведены на суд Небесного Отца и Всеправедного Судии.
И вот, кто живет с Господом, оплакивает свои грехопадения, всегда напоминая себе о том, что он перейдет из этой жизни в иную, к которой должен готовиться каждый день; кто в копилку для добрых дел вкладывает изо дня в день хотя бы малые свои добрые дела; приходит в храм Божий за очищающей благодатью Христовой; с благоговейным трепетом приступает к Святой Чаше; кто искупает свои грехи чистою жизнью и посильными подвигами во имя Христово; кто, может быть, и хромыми, спотыкающимися ногами, но таким верным путем идет в Царство будущей жизни,— тот идет к своему Небесному Отцу блаженным, умирающим в Господе.
О том, что мы должны умирать в Господе, напоминают нам, дорогие мои, все святые угодники, со славою прошедшие свой земной путь. Напоминают об этом все рабы Божий, наши благочестивые предки, которые умели жить по-Божьи и умирали с Господом в сердце. И мы должны научиться жить так, чтобы так и умирать: ведь наша земная жизнь — это только мгновение по сравнению с той вечностью, какая раскроется перед каждым из нас.
Братья! Как образно говорит один из наших поэтов — Христос исходил, благословляя Русь, от крайнего севера до юга, от востока до запада, посевая частицы Своего света в сердца людей. И Русская Земля вся покрыта потом трудов и подвигов носителей этого света, угодников, прославленных у Бога за твердость и чистоту свою, покрыта кровью мучеников за веру святую…
Неожиданным для нашей Родины было вероломное, предательское нападение Гитлера. Но лишь успела весть об этом молнией пронестись по стране, как всколыхнулся от края до края необъятного нашего отечества весь наш многомиллионный народ. В полном единении, грудью, все, как один, встали русские люди на защиту священных рубежей своей земли.
В первый же день Великой Отечественной войны глава Православной Церкви в России Патриарший Местоблюститель, Митрополит Сергий, маститый 74-летний старец, опубликовал свое воззвание ко всем верующим нашей страны.
В этом воззвании Митрополит Сергий обращается со всею силою убедительности к патриотическим чувствам верующих людей, призывает к исполнению священного долга перед Родиной, освящая этот патриотический порыв первосвятительским благословением.
Со всею силою своего авторитета он возглашает в своем воззвании: “Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг”.
И в заключение своего обращения Первоиерарх нашей Церкви выражает твердую веру в нашу победу над врагом: “Господь нам дарует победу”.
Это воззвание было прочитано в Московском кафедральном соборе 26 июня за торжественным молебном о даровании победы и сопровождалось еще особой речью Митрополита Сергия. С огромным воодушевлением молился верующий народ о победе над врагом, переполнив обширный храм, и с жадностью внимал словам воззвания и речи Первосвятителя. У многих блестели слезы на глазах: ведь Сам Господь, через свою земную Церковь, звал и благословлял верующих людей на священную войну, на защиту Родины. Верующие, молясь, со всей глубиной переживали тяжесть грядущих испытаний, зная, что Гитлер несет с собою одни ужасы насилия, смерти, разрушения, что Гитлер идет с целью истребить русский народ и то, что составляет святое святых для верующей души, — святое православие.
Воззвание Митрополита Сергия было распространено по всем православным храмам нашей страны. С таким же воодушевлением, слезами, религиозно-патриотическим подъемом встретили верующие люди это обращение Митрополита Сергия в ленинградских храмах, в Киеве и других городах и селах. Слова этого воззвания идут навстречу самым святым чувствам и убеждениям православно-верующего человека, который знает, что защищать Родину, умереть за Родину — это высший христианский подвиг.
И то, что наблюдалось нами в западных областях Украины и Белоруссии, то же происходит и на севере, И на востоке, и по всем краям России: все православно-верующие люди нашей страны, выполняя свой священнейший долг, отдают сейчас все силы свои на дело защиты Родины. Они с огромным подъемом, с крепчайшей волей к победе идут в ряды Красной Армии и народного ополчения, они куют победу у станков, на колхозных полях, на транспорте. Верующих людей воодушевляет на патриотический подвиг не только сознание общегражданского и христианского долга, но и это особое благословение Святой Церкви Православной.
Идет напряженнейшая великая и священная отечественная война. Кровь наших братьев-красноармейцев льется на полях сражений. Злобным врагом уже пролито немало крови и мирных граждан; сердца всех остающихся в тылу совместно бьются для одного святого общего дела — обороны Родины.
На этой общей священной страде — где место верующему советскому гражданину?
Все православно-верующие люди нашей страны, как дети одной семьи советских народов, сейчас, в годину испытаний, должны быть впереди других и на фронте, и в тылу, плечом к плечу со всей страной.
К защите Родины зовет верующих не только священный гражданский долг; их зовет к этому и долг верующего христианина: Христово учение требует от каждого своего последователя беззаветной любви к своей Родине и защиты ее от посягательств врага.
Мы знаем, как возвышенно, свято чувство патриотизма! Это чувство безграничной любви к Родине глубоко заложено в духовной природе славянина. Оно воспето и художественно отображено нашими писателями и поэтами-классиками в их бессмертных творениях — “Война и мир”, “Полтава” и множестве других.
Рисуя в стихах картину Бородинского боя, наш великий русский поэт Лермонтов, чью столетнюю годовщину со дня смерти мы вспоминали на днях, вкладывает в уста старого солдата пламенный призыв постоять за свободу Родины в этой исторической битве:
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою,
И дальше поэт говорит устами этого русского солдата:
И умереть мы обещали.
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.
Русский человек из века в век жил и живет этой могучей и в то же время нежной любовью к Родине.
Но ведь у нас, верующих людей, эта любовь к Родине, как мы сказали, приобретает значение и христианского долга; она озаряется евангельским светом Христовых заповедей. Любя Родину, служа Родине, защищая Родину, христианин выполняет одно из своих земных назначений.
Мы и наблюдаем сейчас этот мощный религиозно-патриотический подъем у верующих людей нашей страны. Прежде всего мы увидели его, по месту нашей работы, в западных областях Украины и Белоруссии, первыми принявших на себя предательские удары врага. Мы вскоре узнали и о самых широких, ярчайших проявлениях этих религиозно-патриотических чувств верующих советских людей в Москве, Ленинграде и повсюду в других местностях нашей бескрайной страны. Иначе и быть не может.
При всезахватывающих переживаниях, в годины тяжких испытаний Родины в душе человека разгорается особенно яркое пламя патриотизма; с особой силой подымаются волны веры в православном сердце, и, углубляясь и обостряясь при этих испьпаниях, вера влечет человека на особые подвиги во имя Христовой заповеди: “Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя”.
Фашистский зверь заливает кровью нашу родную землю. Воистину, как говорит святой пророк Исаия, “ад преисподний пришел в движение” (Исаия 14, 9).
Этот враг подвергает осквернению наши святые храмы Божий: во многих городах и селах они были превращены фашистами в конюшни, в уборные, в кирхи, в застенки, где держали и пытали арестованных русских людей и пленных наших воинов и где даже расстреливали наших братьев (в г. Верее и других местах). В г. Калуге они убили старца-священника в то время, когда он совершал панихиды на кладбище; расстреливали церковных старост (в г. Волоколамске и других местах), благочестивых монахинь (в г. Калуге), странников и убогих при храмах.
И кровь убиенных (Нова 24, 12), и разоренные святыни, и разрушенные храмы Божий — всё вопиет к небу об отмщении!
Дорогие братья и сестры наши, чада Святой Православной Церкви Русской!
Святая Церковь радуется, что среди вас на святое дело спасения Родины от врага восстают народные герои, для которых нет выше счастья, как, бороться за Родину и, если нужно, и умереть за нее.
Смерть — это конец всем земным заботам, тревогам человека, земной суете, конец и многочисленным, нередко тяжким болезням и страданиям, каким мы подвергаемся так часто, можно сказать, в течение всей своей жизни. Мы еще с вами живы, мы путешествуем по земле, а они, мертвые, уже достигли Небесного Отечества. Мы, живые, еще плаваем по волнам житейским, а они уже вошли в тихую пристань вечной жизни. Мы еще в узах плоти своей, а они уже в свободе духа.
Все земные радости, земные скорби и земные приманки теперь для них — ничто. Телом они мертвы. Если бы около гроба с бездыханным телом усопшего рассыпать сокровища мира сего, холодные руки не протянутся за этими сокровищами. Никакие крики веселия и никакие рыдания не пробудят угаснувшего навсегда телесного слуха усопшего. Никакие горячие слезы не согреют холодное, бездыханное тело.
Смерть — мужу покой (Иова 3,23). Смерть — это покой телу человека. Но покой телу, какой наступает для каждого усопшего, не означает покоя души покинувшего землю нашего брата. Для них, наших усопших, нет радостей и скорбей земных, но у них есть свои радости и свои скорби в вечной жизни, куда они переселились бессмертной душой.
С какими скорбями вступает в вечную жизнь душа грешника, не раскаявшегося, лежавшего в своих грехах, не омывшего их благодатью покаяния, забывшего и о Боге, и о своей бессмертной душе! И какая радость, какое счастье, какое утешение — удел той преданной Господу души, которая готовила себя к жизни будущего века и перешла туда, в страну нескончаемой жизни, с верой и своей доброй христианской жизнью!
Церковь непоколебимо верует в скорую победу и скорое освобождение ваше от ненавистного врага. “Я предам врага твоего в руки твои”, — говорит нам Господь в Своем слове (1 Цар. 24,5).
Будьте истинными христианами, радуйте вашу Святую Матерь — Церковь Православную делами во благо освобождения нашей Родины от фашистских захватчиков, а она никогда не оставит вас своими святыми молитвами у престола Божия.
Господь да будет с вами, дорогие!»
Величественно и мощно лились древние молитвы над непокрытыми головами советских воинов, насмерть стоявших среди руин Великого Города, несшего в своём названии имя Русского Мессии, поднявшего Родину из пепла и кровавой смуты. В далёком восемнадцатом году здесь решилась судьба новой, Советской России, ставшей защитницей и историческим правопреемником Московии – Третьего Рима.
Теперь Божий перст опять указал на крутые волжские откосы, наметив точку поворота в праведной битве Православного Света с сатанинской оккультной тьмой, покорившей почти всю планету. Свет новой зари пробивался сквозь облака дыма, вставая из-за Волги неотвратимым багровым сиянием. Занимался ещё один день войны, приближая победную поступь русского солдата к улицам немецкой столицы. Наступал тот самый момент истины, Апостольской Истины – Держателем и Хранителем которой издревле была Россия – единственная в мире Держава.
Просто и безхитростно обратился отец Николай к пастве, стоявшей перед ним в серых опалённых страшным огнём шинелях. Скоро на плечах этих воинов засверкают тяжёлым золотом звёзды, оттеняя суровое шитьё широких погон. И новая армия, отбросив масонские треугольники и ромбики, увенчанная символами чести русского воинства понесёт Сталинские победные знамёна почти до Ла – Манша. А в небесной вышине, благословляя на подвиги, её будет сопровождать Пресвятая Богородица, которую ясно увидят немцы над атакующими неприступный Кёнигсберг советскими войсками.


Так в ноябре 1942 года рождалась победная славянская весна, через три года озарившая планету солнечной радостью грядущей мирной жизни.
Глава русской Православной Церкви митрополит Сергий в своей телеграмме на имя И.В.Сталина ко дню 25-летия советского государства (7 ноября 1942 г.) был выразителем чувств всех православных русских людей, когда сказал: “Сердечно и молитвенно приветствую в Вашем лице богоизбранного вождя наших воинских и культурных сил, ведущего нас к победе над варварским нашествием, к мирному процветанию нашей страны и к светлому будущему ее народов”. Русские верующие видят в лице верховного вождя нашей страны Богом ей данного отца своего народа, и горячи их молитвы Господу Богу о его здравии на долгии годы.
В нашем вожде верующие вместе со всей страной знают величайшего из людей, каких рождала наша страна, соединившего в своем лице все качества упомянутых выше наших русских богатырей и великих полководцев прошлого; видят воплощение всего лучшего и светлого, что составляет священное духовное наследство русского народа, завещанное предками: в нем неразрывно сочетались в единый образ пламенная любовь к Родине и народу, глубочайшая мудрость, сила мужественного, непоколебимого духа и отеческое сердце. Как в военном вожде, в нем слилось гениальное военное мастерство с крепчайшей волей к победе.
С начала войны во всех своих обращениях к народу Иосиф Виссарионович не перестает звать к твердой уверенности к победе. Вся страна, как один, верует его верой, а русская Православная Церковь молитвенно благословляет подвиг, какой он несет во имя блага и счастья нашей Родины, и молит Бога о помощи нашему вождю в его великом историческом призвании — отстоять честь, свободу и славу родной страны.
В дни всенародного патриотического подъема в нашей стране, в конце 1942 г. и в начале 1943 г., когда могучим потоком лились пожертвования советских людей на дело разгрома фашистского зверя, в этот поток с энтузиазмом вливали свои лепты духовенство и верующие русской Церкви. И, посылая свою жертву в фонд обороны, верующие патриоты спешили выразить в своих телеграммах верховному вождю нашего воинства чувства своей ему преданности, своего благоговения перед его подвигами, веру в его гений.
Митрополит Сергий писал: “Молитвенно желаю Вам испытать радость полной победы над врагом и видеть возрождение истерзанной Родины”.
В другом приветствии он же пожелал Иосифу Виссарионовичу: “Да завершится победой над темными силами фашизма общенародный подвиг, Вами возглавляемый”.
“Вам, Иосиф Виссарионович, главному полководцу и вождю наших победоносных армий, желаем здоровья и успеха в Ваших тяжелых трудах”, — посылал свои пожелания архиепископ Куйбышевский Алексий от лица всех верующих города Куйбышева.

“Живите долгие годы, наш мудрый вождь Иосиф Виссарионович”, — вылилось из глубины души у протоиерея Пензы Алексея Ивановича Виноградского.
“Дорогой наш отец”, — такими словами начинал свое сообщение Иосифу Виссарионовичу о пожертвованиях священник Молотовской области Александр Александрович Троицкий.
И отеческие ответы Иосифа Виссарионовича на все эти обращения, с выражением “искреннего привета и благодарности” духовенству и верующим, подымали еще на большую ступень одушевление верующих русских людей, составляющих со всеми народами, населяющими нашу страну, одну братскую семью с одним общим отцом во главе.
Чувства преклонения перед личностью Иосифа Виссарионовича, перед его мудрой проницательностью, его отеческой сердечностью и изумительным вниманием к нуждам всех без исключения граждан достигли у верующих наивысшего подъема в сентябрьские дни, когда вся страна узнала о состоявшемся в Кремле приеме главой правительства митрополита Сергия совместно с митрополитами Алексием и Николаем.
25 февраля 1943 года из Ульяновска в Кремль Сталину Сергий написал: «Верующие в желании помочь Красной Армии охотно откликнулись на мой призыв: собрать средства на постройку танковой колонны имени Дмитрия Донского.

Всего собрано около 6000000 рублей и, кроме того, большое количество золотых и серебряных вещей… Примите эти средства как дар от духовенства и верующих русской православной церкви в день юбилея Красной Армии».
Ответ Сталина Сергию был направлен в тот же день:
«Прошу передать православному русскому духовенству и верующим, собравшим 6000000 рублей, золотые и серебряные вещи на строительство танковой колонны имени Дмитрия Донского, мой искренний привет и благодарность Красной Армии».
Эта танковая колонна успешно громила немцев в войсках Рокоссовского.
Документально подтверждено, что уже после окончания войны, в 1947 году, Сталин исполнил свое обещание и пригласил митрополита Илию в Россию. Перед приездом гостя Сталин вызвал владыку Алексия, ставшего тогда уже Патриархом, и спросил: «Чем может отблагодарить митрополита Илию Русская Церковь?» Святейший предложил подарить митрополиту Ливанскому икону Казанской Божией Матери, крест с драгоценностями и панагию, украшенную драгоценными каменьями из всех областей страны, чтобы вся Россия участвовала в этом подарке. По распоряжению Сталина самые искусные ювелиры изготовили панагию и крест.


Митрополит Илия прибыл в Москву, и встретили его там более чем торжественно. На церемонии-встрече ему преподнесли икону, крест и панагию, а также наградили Сталинской премией за помощь России во время Великой Отечественной войны. От премии владыка отказался, сказав, что монаху деньги не нужны: «Пусть они пойдут на нужды вашей страны. Мы сами решили передать вашей стране 200 000 долларов для помощи детям-сиротам, у которых родители погибли на войне».
Из Москвы митрополит Ливанский поехал в Ленинград. Вот запись слов одного из очевидцев пребывания владыки Илии в Ленинграде (текст приводится по выдержавшей уже три издания совершенно удивительной книге «Россия перед Вторым Пришествием», которую составил Сергей Фомин):
«По делам службы я оказался рано утром 8 ноября на Московском вокзале (отправлял контейнеры). Вдруг вижу идет начальник МВД города, с ним множество милиции, солдат, почетный караул, никого не пускают. Все говорят: «Наверно, Сталин приехал…» Подхожу к оцеплению и вижу: идет Косыгин (его, наверно, как ленинградца направили сопровождать владыку Илию), с ним митрополит Ленинградский Григорий, а между ними митрополит в восточном клобуке. Утром 9 ноября митрополит Илия служил Литургию в кафедральном Никольском соборе, тогда же он преподнес храму частичку мощей Святителя Николая. На следующий день я пришел к знакомому, и мы пошли с ним во Владимирский собор. Что-то необыкновенное в городе творится: все прилежащие улицы заполнены народом. Около двухсот тысяч человек стояло у храма, весь транспорт остановился, проходы загорожены, еле пробрались к нему. Стоим около храма, а внутрь не попасть: солдаты стоят в оцеплении и никого не пускают. Вдруг из боковой двери выбегает староста (наш знакомый), увидел нас и зовет: «Пошли! Я вас дожидался!» Он провел нас в храм, и мы оказались у самой солеи! Слева от нее было отгорожено место, и там стояли члены правительства. Мы насчитали — 42 человека. И вот появились — митрополит Илия, митрополит Григорий и священство. Началась служба. Отслужили малую вечерню, после чего состоялось возложение драгоценного венца — дара владыки Илии — на Казанскую икону Божией Матери. По возложении венца он произнес проповедь. Он рассказал все: как явилась ему Божия Матерь, что Она поведала ему. После его речи все запели: «Заступница усердная…» Невозможно передать, какое чувство было во время пения! Когда вышли из храма, тропарь Казанской иконе Божией Матери запели все стоящие на площади, на прилегающих улицах, у стадиона — десятки тысяч, все пели: «Заступница усердная»… Люди плакали и молились истинной Заступнице и Спасительнице России!».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.