1941-й… ЗАГАДКА ПРОТИВОСТОЯНИЯ ПОДМОСКОВНЫХ ПОЛЕЙ. II часть

Соб. кор.,писатель, член правления РОО «Бородино 2012-2045» А. Крылов.

12 немецких танков около 17.00 абсолютно без сопротивления со стороны наших частей вошли в город. Проезжавший в это же время Полковник Гуковский (сейчас Нач. оперотдела Штарма 5) наблюдал слабую стрельбу со стороны противника по району города. Никаких частей в городе не видел. Это же подтверждают и другие командиры (Нач. политотдела одной из бригад).

Таким образом, войска, находившиеся в районе города, не оказав должного сопротивления противнику, непонятно по какому приказу оставили город и позволили противнику беспрепятственно занять его.

Боевых действий в районе города, за исключением утра 18.10, когда части 19 ТБр вели бой с подходившим частями противника, по существу не было. Город Можайск немцам достался даром.

Войска Армии вели бои севернее и южнее Можайска.

Дороги к городу после бомбардировки авиацией противника были открыты. Все находившиеся в городе части оставили его фактически уже с утра, после бомбардировки.

В течение 19.10 частями Армии предпринимались безуспешные попытки наступления на укрепившегося за ночь противника на восточную и южной окраины города.

4. Выводы:

А) При организации обороны Можайских позиций, командование 5 Армии и 32 СД должной обороны непосредственно города не организовали. Внимание штабов и командиров было обращено, главным образом, на удержание рубежей обороны западнее Можайска и борьбу с частями противника, пытавшимся прорвать оборону.

Город, как объект оставался на втором плане и к моменту прорыва противника в направлении Кукарино, фактически был предоставлен самому себе.

Выделенные отряды самообороны, несколько танков 19 ТБр и остатки отошедших с пехотой арт. частей не являлись организационно сколоченной единицей, способной оборонять город.

Б) Город Можайск, оказался на стыке разрезанного на две части фронта 32 СД, оказался для противника целью, которую без труда можно было захватить. Разноречивые приказания о разгранлиниях для 32 СД и 20 ТБр имели влияние на нерешительность взаимодействия внутренних флангов фронта и способствовали возникновению недоразумений на этой почве (командиры 18 и 19 ТБр).

В)Оставленный для организации самообороны города Капитан Власов, не являлся достаточно полновесным командиром, который мог своей властью организовать отходящие части и включить их в систему обороны города. В данном случае требовалось наличие энергичного командира в звании генерала или полковника, способного в тяжелые минуты для города организовать его защиту. Такого командира не было, и вся самооборона шла самотеком, без решительного воздействия с чьей бы то ни было стороны:

Г)Действия противника в районе города ограничивалось сравнительно небольшими группами танков и пехоты, поэтому, сопротивление наших отрядов заграждения в составе хотя бы взвода – роты, при 3-5 пулеметах, 1-2 орудиях – было вполне возможны и обеспечивали бы город в продолжении 1-2 дней необходимых для маневра войсками Армии. Такие отряды созданы не были.

Д) 19 и 20 ТБр, малочисленные, по своему составу, сделали все возможное для своих сил, обороняя подступы к городу, но, не имея поддержки своей пехоты, вынуждены были отойти, сохраняя остатки матчасти.

На 17.10.41 танковые бригады имели в своем составе матчасть:

18 ТБр – не имела ни одной боевой машины.

19 ТБр – имела Т-34 =4, Т-40 = 17.

20 ТБр – имела Т-34 =14, Т-40 =5, т-26 =13.

Стрелковые батальоны бригад были малочисленны по своему составу, и сыграть сколько-нибудь решающей роли не могли.

Е) Во главе войск, действовавших на Можайском направлении был штаб 5 Армии, только что сформированый из различных не сколоченных в районе групп людей, без средств связи (не было проводной и радио связи), без средств передвижения. Фактически штаба Армии, как штаба не было – были отдельные командиры, выполнявшие функции офицеров связи, пользовавшиеся попутными машинами и передвигавшиеся пешком, которые являлись только представителями командования и не имели даже возможности информировать командование о событиях на Фронте.

Внимания со стороны штабов вопросом обороны города уделено не было. Начальник штаба 32 СД о плане обороны города ничего не знал, хотя город входил в полосу обороны дивизии.

В целом, при сравнительно неплохой организации обороны севернее и южнее Можайска командованием 5 Армии и 32 СД не было уделено внимания обороне центрального направления – подступов к городу. Вследствие этого, город Можайск без особого воздействия со стороны противника, 18 октября 1941 г. был оставлен нашими частями.

Ст. Пом. Начальника Оперотдела Штаба

Западного Фронта Полковник /Васильев/.

Составлено на основании имевшихся в Штарме 5 боевых документов и опроса лиц, участвовавших в обороне Можайск. При необходимости уточнения отдельных вопросов, дополнительно следует опросить:

Б. командующего 5 А Генерал-майора Лелюшенко (ранен, в госпитале в Москве).

Б. начальника штаба Армии Полковника Глуздовского (в командировке).

Б. начальника оперотдела Штарма Полковника Матвейшина (ранен, в госпитале на излечении).

Полковник (Васильев).

23 октября 1941 года

Четырнадцатого и пятнадцатого октября в Москве появились беженцы. Они шли из Вязьмы, везли скарб на телегах, тащили узлы на себе и в детских колясках, гнали коров. Шестнадцатого октября немцы уже были на подступах к Москве. В некоторых местах фронт проходил всего в 20-40 километрах от города. Хорошо знакомые москвичам дачные места – Снегири, Сходня, Крюково были заняты немцами. Казалось, враги вот-вот войдут в город.

Дни 15-19 октября 1941 года для Москвы были совершенно особыми. Сейчас о них вспоминают как о днях ужаса, мрака, паники, мародёрства и бегства. И массового героизма. Предельно откровенным документом, характеризующим состояние государственной и партийной системы в эти дни, является секретная справка московского горкома ВКП (б): «Из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководящих работников. Бегство отдельных руководителей предприятий и учреждений сопровождалось крупным хищением материальных ценностей и разбазариванием имущества. Было похищено наличными деньгами за эти дни 1484000 рублей, а ценностей и имущества на сумму 1051000 рублей. Угнано сотни легковых и грузовых автомобилей».

О фактах дезертирства из рядов ВКП (б) говорит записка заведующего организационно-инструкторским отделом горкома партии «О фактах уничтожения партийных билетов 16 17 октября сорок первого в Москве»: «Уничтожение партийных документов имело место не только в прифронтовых районах… Всего выявлен 1551 случай уничтожения коммунистами своих партдокументов. Большинство коммунистов уничтожили партдокументы вследствие трусости в связи с приближением фронта».

И всё это происходило в тылу сражающихся, истекающих кровью, но не сдающихся войск…

15 октября Государственный Комитет обороны СССР принял решение об эвакуации Москвы. Вплоть до 1988 года полный текст постановления не опубликуют, он будет известен лишь в кратком переложении. Военный историк Александр Самсонов впервые приведет его в своей книге «Знать и помнить», правда, с двумя отточиями в 1-м и 4-м пунктах: «Ввиду неблагоприятного положения в районе Можайской оборонительной линии, Государственный комитет обороны постановил:

1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев…

2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также правительство во главе с заместителем Председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).

3. Немедленно эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба – в г. Арзамас.

4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить… произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)».

На следующий день началась эвакуация из Москвы (в Куйбышев, Саратов и другие города) управлений Генштаба, военных академий, наркоматов и других учреждений, а также иностранных посольств. Осуществлялось минирование заводов, электростанций, мостов.

Начальник одного из отделов метрополитена С.Е.Теплов вместе с начальником метрополитена был вызван в Наркомат путей сообщения. «В наркомате мы увидели нечто невероятное: двери раскрыты, суетятся люди, выносят кипы бумаг, одним словом, паника. Нас принял нарком, Л.М. Каганович. Он был, как никогда, возбужден, отдавал налево и направо приказания. И вот от человека, чье имя носил тогда Московский метрополитен…, услышали: «Метрополитен закрыть. Подготовить за 3 часа предложения по его уничтожению, разрушить объекты любым способом». Утром 16 октября в Москве впервые за всю историю метрополитена его двери не открылись. Метро не работало. Поступил приказ демонтировать и вывезти все оборудование. Закрытые двери метро сами по себе внушали страх и панику. Метро — самое надежное транспортное средство. Главное убежище во время ежедневных налетов авиации врага. Уж если метро прекратило работу, значит, город обречен…

В Москве не топили. Закрылись поликлиники и аптеки.

К середине октября из Москвы эвакуировались почти 2 млн. жителей, среди населения распространилась паника. По Шоссе Энтузиастов на восток валили валом. Которые похитрее – сначала грабили магазины и лабазы и старались вырваться автотранспортом. Понятно – вся бандитская братия, немецкая агентура, шпионы, диверсанты и всякие прочие сочувствующие немцам внесли в происходящее посильную лепту. Столичный житель дрогнул. И побежал. Простых людей от немедленного бегства сдерживал лишь тот факт, что именно в эти дни на предприятиях раздавали зарплату. Толпы москвичей громили магазины, склады, грабили друг друга, было зафиксировано даже несколько стихийных еврейских погромов. Но самыми отъявленными грабителями и паникерами оказались те, кто должен был все это предотвратить. Как всегда, первыми побежали те, кто имел для этого лучшую возможность. Чиновники и ловкачи любыми способами доставали машины, легковые и грузовые, набивали в них все, что могли увезти, и вывозили из Москвы вместе со своими семьями. Много автомашин стояло на Арбатской площади у здания бывшего Реввоенсовета, что на углу Знаменки. Руководители военного ведомства вывозили свои семьи. Народ это видел и негодовал. Валерий Николаевич Eмельянов, потомственный москвич, родился в Москве 24 мая 1929 года, а 16 октября 1941 года стал свидетелем массового бегства евреев из осаждённой Москвы, т.к. жил в начале Владимирки – дороги на восток. Семь членов рабочего заслона, остановившие под железнодорожным мостом бегущих для досмотра, обнаружили среди рулонов мануфактуры и прочего дефицитного, по тем временам, добра, наворованного у государства, целые кастрюли, набитые золотыми монетами царской чеканки, кольцами и прочими драгоценностями, чемоданы с пачками денег в банковской упаковке. По приказу Сталина такой вооружённый рабочий заслон мог на месте расстрелять подобных лиц по законам военного времени, тем более – осадного положения. Но для рабочих это было настолько необычно и неожиданно, что они сообщили на Лубянку. Оттуда быстро приехали чекисты, тоже из соплеменников, разоружили всех семерых рабочих, уложили ничком на косогор и расстреляли в затылок, а пушистые белые беженцы спокойно поехали по шоссе Энтузиастов (Владимирке) дальше со всем награбленным. В этот день неслись на восток по Владимирке автомобили вчерашних «энтузиастов» (на словах), гружёные никелированными кроватями, кожаными чемоданами, коврами, шкатулками, пузатыми бумажниками и жирным мясом хозяев всего этого барахла.

Вот как описывает еврейский писатель Первенцев свой вояж по шоссе Энтузиастов:

«Мое внимание привлекла большая толпа, запрудившая шоссе и обочины. Стояли какие-то машины, валялись чемоданы, узлы. Плакали дети и женщины. Раздавались какие-то крики. Толпа, похожая на раков в мешке в своих однообразных черных демисезонных пальто, копошилась, размахивая руками, и, очевидно, орала.

– Это желающие выехать из Москвы, – сказал я шоферу, – они просятся на проходящие машины. Пожалуй, нам брать некуда, Николай Иванович?

– Машина перегружена, брать некуда, – сказал Николай Иванович.

И вдруг, когда мы попали в сферу толпы, несколько человек бросились на подножки, на крышу, застучали кулаками по стеклам. Так могли проситься только обезумевшие от страха люди. Положение было плохо. Но что делать? Я знал свойства толпы… Я приказал ехать. Но не тут-то было. Я слышал, как под ударами кулаков звездчато треснуло стекло возле Верочки, как рассыпалось и вылетело стекло возле шофера. Потом машину схватили десятки рук и сволокли на обочину, какой-то человек в пальто деми поднял капот и начал рвать электропроводку. Десятки рук потянулись в машину и вытащили Верочку. Я, возмущенный, пытался выйти из машины, но десятки черных, мозолистых кистей потянулись ко мне, чтобы вырвать из кабины. Возле меня мелькнули три красноармейца с пистолетами, автоматами. Я видел круглые диски ППШ возле меня, беспомощно поднятые в воздух. Красноармейцы пытались оттеснить толпу, но ничего не получилось. Толпа кричала, сгрудилась, шумела и приготовилась к расправе.

Я знаю нашу русскую толпу. Эти люди, подогретые соответствующими лозунгами 1917 года, растащили имения, убили помещиков, разрушили транспорт, бросили фронт, убили офицеров, разгромили винные склады… Это повторялась ужасная толпа предместий наших столиц, где наряду с сознательным пролетариатом ютится люмпен-пролетариат, босяки, скрытые эти двадцать лет под фиговым листком профсоюзов и комсомола.

Армия, защищавшая шоссе, была беспомощна. Милиция умыла руки. Я видел, как били и грабили машины, и во мне поднялось огромное чувство власти и ненависти к этой стихии, к проявлению этих гнусных чувств в моем народе, в людях, разговаривающих со мной на одном и том же языке. Я оттолкнул людей, вытащивших меня, и они бросили меня и отступили.

– Что вам нужно? – закричал я. – что вы делаете? Чего вы хотите?

– Убегать! – заорали голоса. – Бросать Москву! Нас бросать? Небось деньги везешь, а нас бросили голодными! Небось директор, сволочь. Ишь, какой воротник!

Я понял их. Эти люди были чем-то обижены, кровно обижены, и на почву этой обиды какие-то наши враги посеяли семя мятежа. «Деньги», «бросили», «голодными», «директор небось». Я посмотрел на их разъяренные, страшные лица, на провалившиеся щеки, на черные, засаленные пальто и рваные башмаки и вдруг увидел страшную пропасть, разъединявшую нас, сегодняшних бар, и этих пролетариев. Они видели во мне барина, лучше жившего во времена трагического напряжения сил при всех невзгодах пятилеток и сейчас позорно бросающего их на произвол судьбы. Мне стало страшно и стыдно.

– Я писатель Первенцев! – крикнул я.

-Я знаю, что такое страдания и мужество! Я знаю революцию! Кем вы обижены?

– Директора наших заводов украли наши деньги и убежали! – закричали кругом. – Ты будешь оправдывать их?

– Я не оправдываю их. Директора предприятий, бросившие вас и ограбившие вас, – мерзавцы, предатели и трусы. Вы правы… я сам могу убивать этих мерзавцев…

Из толпы протиснулся человек в кепке, с горящими, подозрительными глазами главаря мятежников. Под полушубком у него я разглядел ремешок от нагана.

– Вы писатель Аркадий Первенцев? Слышал… Кочубей… Но я не знаю вас в лицо. Разрешите документы.

Я предъявил ему документы. Он внимательно просмотрел их и сверил мое лицо с изображением на фотографии.

– Почему вы уезжаете из Москвы?

– Мне предложили эвакуироваться. Вот документ…

Он прочитал эваколисток и вернул мне. Но перед этим он прошел через десятки потных, заскорузлых рук. Вожаку еще не доверяли, он не был еще облечен полнотой власти, мятеж только начинался. Вожаки еще не были апробированы толпой.

– Вы военнообязанный?

– Нет. Вот военный билет. Я снят с учета по болезни. У меня пневмоторакс.

Все было проверено. Позади неслись крики, требующие расправы надо мной. Но главарь мятежников сказал, что меня надо отпустить.

– Чья машина?

– Машина моя собственная. Я купил ее на свои деньги. Я пишу книги и мог купить себе автомобиль.

Это заявление решило все. Меня решили отпустить на Горький. Внимание людей было обращено на грабеж и расправу с пассажирами следующих машин. Я видел, как на крышу идущего позади нас «паккарда» тигром бросился какой-то человек и начал прыгать, пытаясь проломить крышу и очутиться внутри машины, но шофер дал газ, человек кубарем свалился под ожесточенные крики толпы, которая, может быть, впервые в истории не рассмеялась при таком смешном падении их сотоварища. В машину полетели булыжники. Один из них выбил стекло и пролетел мимо генерала, который только чуть отклонился назад. Он мчался на Горький и даже не задержался, чтобы привлечь к ответственности виновных. Он спасал свои узлы и шкуру. В этот момент я понял эту толпу. Я был на грани того, чтобы присоединиться к этим людям и направить их злобу в правильное русло уничтожения трусов, мародеров и дезертиров. Но сейчас я был обвиняемый. О, как я был далек от этих людей! Но они подчинились моей воле. Я и Верочка еще говорили с ними, и они решили отпустить нас. Да. Только нас. Писателя и его жену. Перед этим они побили нашу машину, вырвали из рук Верочки пиджак, сперли мои волчьи унты, но и все… Они были великодушны. Мимо меня прошел мрачный гражданин в кепке и сказал, не поднимая глаз:

– Товарищ Первенцев, мы ищем и бьем жидов.

Он сказал это тоном заговорщика-вербовщика. Это был представитель воскресшей «черной сотни». История положительно повторялась. Нас усадили в машину, расчистили нам путь и с криками: «пропустить писателя, мы его знаем» выволокли нас на шоссе и сказали: «Езжайте, простите, что произошло».

По-моему, я слышал такой благородный голос. Я видел, как грабили очередной ЗИС-101. Из него летели носовые платки, десятки пар носков и чулок, десятки пачек папирос. ЗИС увозил жирного человека из каких-то государственных деятелей, его жену в каракулевом саке и с черно-бурой лисой на плечах. Он вывозил целый магазин. Из машины вылетел хлеб и упал на дорогу. Какой-то человек в пальто деми прыгнул к этому хлебу, поднял его и начал уписывать за обе щеки. Так вот они, грабители больших дорог!

Толпа осталась позади. Меня вез бледный шофер. Он страшно трусил. У него были бледные губы, запавшие розовые щеки и неприятно блуждающий взгляд. Шоссе, продутое ветром, лежало черной жирной змеей между белыми, занесенными снегом бровками. Мы были одни на этой черной линии асфальта, убегающей в какую-то бесконечность и пустоту…»

Москвич Решетин в своем дневнике так описывал происходившее: «Шестнадцатого октября шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького… Застава Ильича… По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривают их по земле. Раздаются возгласы: бей евреев!»

Документальные свидетельства паники остались в трудовых книжках старых москвичей, когда всем работающим были сделаны записи об увольнениях с 16 октября 1941 г.

У завода «Серп и Молот» толпа была плотная, к воротам подходили все новые и новые люди. То же происходило и дальше, около Вторчермета. Гул голосов доносился даже до трамвайных вагонов. «Что происходит? – спрашивали друг у друга пассажиры. «Да вот, поувольняли всех», – протиснулся вглубь вагона пожилой мужчина, бледный, с угрюмым выражением лица. «Слушайте, – и он зачитал коротенькую справку. «Товарищ Иванов А.К. увольняется с завода «Серп и Молот» в связи с закрытием последнего. Выходное пособие выплачено». На справке не было даже печати. «Смотрите!» – закричала вдруг какая-то женщина. Весь вагон прильнул к окнам. На улице кучка людей выламывала двери магазина, кто-то уже тащил продукты.

Поскольку с сентября в Москве была введена карточная система отпуска хлеба, крупы, жиров, а магазины и булочные утром 16-го не открылись — люди не стали ждать худшего. Разбивали витрины и входят внутрь. Выносят, прежде всего, всё «карточное». Потом спички, соль, сахар, мыло, керосин, консервы. Вторая очередь грабежей — промтоварная. Народ бросается за обувью и тёплыми вещами.

Предметы старины, золото и драгоценные камни не являются товаром. На стихийно возникшей толкучке в Столешниковом переулке на всё это случайные прохожие даже не смотрят. Хотя и своё, и краденое предлагается буквально за бесценок. За первое прижизненное издание Пушкина просят две банки тушёнки. Не дают!

По шоссе тянется непрерывный поток людей с рюкзаками, идут легковые и грузовые машины с домашним скарбом. Сегодня люди покидают Москву так же, как вчера Вязьму и Можайск.

В этот и три-четыре предыдущих дня даже в центре было слышно далекую канонаду. Вечерами над горизонтом то и дело вспыхивали зарницы. По городу прокатился слух, что заняты Крюково, Левобережная, Химки, и немецкие танки вот-вот появятся на улице Горького, куда прорываются от Речного вокзала.

В район Химок для выяснения обстановки была срочно выслана мобильная группа с Покровки в составе танковой роты и мотоциклетного взвода. Механик-водитель танка Виктор Линников: «Наши танки мчались на предельной скорости. Я, не отрываясь, глядел в смотровую щель своего. Расстояние в пятнадцать километров покрыли за какие-нибудь полчаса. И тут мы увидели группу гитлеровцев. Они сидели на мотоциклах тяжёлого типа с колясками. На каждой машине был установлен пулемёт. Мотоколонна фашистов въезжала на мост через канал». Старший лейтенант РККА Алексей Машнин: «Три мотоцикла по пешеходной дорожке моста, защитившись от огня фермами, прорвались на водную станцию «Динамо», где были уничтожены нашим мотоциклетным взводом». Остальных перебили танкисты пулемётным огнём. Во всех уничтоженных немецких мотоциклах обнаружены сухие пайки на трое суток и полные комплекты парадных мундиров вермахта. Явно ехали не воевать и не умирать.

Рация головного «цундапа», включённая на приём, ещё долго бубнит, вызывая какого-то «Густава»: «Ответьте! Мы не можем найти выезда на Ленинградское шоссе!» Наши танкисты расстреляли передатчик из автоматов. «Мы» — это колонна из 60 немецких танков, стоящая под Клином в 150 метрах от Ленинградки. В месте, где нет, и никогда не было ни одного дорожного указателя.

Около полудня второй секретарь МК ВКП (б) Георгий Попов на рабочем месте: «Мне позвонил Щербаков и предложил поехать с ним в НКВД к Берия. Тот был активным сторонником эвакуации из Москвы, всячески нагнетавший обстановку.

«Когда мы вошли в кабинет Берия, в здании на площади Дзержинского, – вспомнит потом Попов, – то Берия встал и сказал: «Немецкие танки в Одинцове (дачное место в 25 километрах от Москвы.)». Попов утром того же дня был в Одинцове, но не видел никаких танков. Но разве было можно возразить Лаврентию Павловичу? А Берия далее продолжил: «Есть решение ГКО сегодня начать минировать заводы, телеграф, метро. Вы готовы?» В ответ на это Попов сказал: «Вначале надо вывести всех рабочих с заводов, а затем уже минировать. А то сами своих людей переколотим». Более того, по свидетельствам очевидцев, Берия 19 октября будет настаивать на сдаче Москвы немцам.

Из воспоминания члена МГК и МК ВКП(б) Ильи Новикова:

“В ночь с 15 на 16-е октября 1941 г. Берия вызвал всех секретарей райкомов партии и заявил: “Связь с фронтом прервана. Утром раздайте все продукты из магазинов населению. Оставьте по 500 человек актива в районе для защиты Москвы”. По существу, с этого и начались беспорядки в Москве.

Два немецких лёгких танка прорвались к Западному мосту Деривационного канала на Сходненской улице. Позади город Тушино. Впереди — Москва. Двадцать минут хода до Кремля. Правда, танковая разведка фашистов, медленно пятясь, внезапно отступает назад.

Тревогу объявляли очень часто, но к этому уже привыкли. Улицу Кирова было не узнать. По ней сплошной массой ехали грузовики и легковые машины с людьми и вещами, словно все возвращались с дач. На некоторых машинах сидели полуодетые плачущие женщины, и тут же, вперемешку с ними, командиры и бойцы Красной Армии. На углу Кировской и Боброва переулка стояла группа бойцов с винтовками. Один из них вдруг заматерился и неожиданно вскинул винтовку, целясь в командиров на проезжавшем мимо грузовике с какими-то бочками и тюками. Выстрела, однако, не последовало, и боец поспешно скрылся в толпе загалдевших товарищей. Со двора, рядом с магазином “Чаеуправление” в китайском стиле, какие-то штатские поспешно выносили большие бумажные мешки, грузили их на тачку. На Кузнецком словно падал черный снег. Жгли документы. Такой же “снег” шел и на улице Мархлевского. В этом людском муравейнике под черным небом, изредка озаряемом прожекторами, слухи разносятся мгновенно: «Говорят, все правительство уехало в Куйбышев. Сталин застрелился, и Ленинград взят…» Все говорят шепотом, как будто боятся, что за разговоры их прогонят с этой замерзшей площади, отнимут последнюю надежду вырваться из западни, спастись.

Управляющий трестом местной промышленности Коминтерновского района Москвы Маслов и директор обувной фабрики этого треста Хачикьян оставили на произвол судьбы свои предприятия и попытались удрать из Москвы, но на вокзале их задержали и дали по десять лет. Директор продовольственной базы треста «Мосгастроном» Антонов и его заместитель Дементьев 16 октября разрешили своим подчиненным брать хранящиеся на базе продукты бесплатно, сами запаслись колбасой, маслом и сахаром, забрали из кассы шесть тысяч рублей и уехали. Их поймали и тоже дали по десять лет. Раздали продукты своим подчиненным и посторонним лицам руководитель Кировского райпищеторга Степанов и управляющий межреспубликанской конторой «Главзаготснаб» Ровинский. Бывалые преступники тоже времени не теряли: грабили магазины, прежде всего ювелирные. Один бандит пытался вывезти на детской коляске два чемодана с бриллиантами и золотом. Его задержали чекисты, уж больно подозрительной показалась им физиономия уголовника в сочетании с детской коляской.

17 октября постояльцы Измайловского ОЛП пешком отправились в Ногинск, куда и прибыли через день. Здесь они взбунтовались и попытались бежать. Начальник лагерного пункта Шафир приказал охране стрелять в зэков. Во время стрельбы пуля случайно угодила в живот стрелку Громову. Убитых зэков закопали, а Громова Шафир поручил отвезти в госпиталь другим стрелкам охраны: Фомичеву и Мосенкову. Фомичев, кстати, был шофером и управлял единственной полуторкой лагерного пункта. В фургоне ее находилось все имущество данного заведения, в том числе железный ящик с шестьюдесятью пятью тысячами рублей, а также оружие. Фомичев и Мосенков отвезли Громова в госпиталь, а потом заехали в какую-то деревню, попросили топор, вскрыли железный ящик и забрали из него деньги. Машину бросили, прихватив, помимо денег, винтовку и наган. Деньги уложили в сумки от противогазов и вернулись в Москву. Здесь, на чердаке одного из домов родного лагпункта поделили деньги, спрятали оружие и разошлись. Фомичев купил себе сапоги за тысячу рублей, кожаные брюки и куртку, а также часы, которые, впрочем, скоро разбил и отдал за бутылку водки. Мосенков купил кожаное пальто-реглан у какого-то мужика около Казанского вокзала за три тысячи двести рублей и приобрел в скупочном магазине костюм за шестьсот семьдесят рублей. Остальные деньги они раздали родственникам, любовницам, проели и пропили. Как ни плохо было в то время стране и как ни заняты были люди, искать Фомичева и Мосенкова все-таки стали. Служившим с ними Бухарину и Бобылеву было поручено найти обоих мерзавцев и доставить в лагпункт живыми или мертвыми. И вот 8 ноября Бухарин с Бобылевым ехали в трамвае № 22 от Семеновской площади к Центру. Один следил за правой стороной улицы, другой – за левой. На остановке Медовый переулок Бухарин увидел Мосенкова. Тот, как ни в чем не бывало, шел по городу в своем новом кожаном пальто, из-под которого зеленели приобретенные в скупке клеши. Волнение Бухарина передалось какими-то неизвестными путями Мосенкову, он обернулся, и их взгляды встретились. Когда Бухарин и Бобылев выскочили из трамвая, Мосенкова на улице уже не было. Тогда они пошли в ту сторону, в какую он шел, и в толпе на Семеновской площади его задержали. 10 ноября был задержан и Фомичев. Обоих трибунал приговорил к расстрелу. К лицам, совершавшим нетяжкие преступления и способным держать винтовку, трибунал применял пункт 2-й примечания к статье 28-й Уголовного кодекса, позволяющий отсрочить исполнение приговора до окончания военных действий, а осужденного направить в действующую армию. В приговоре по делу Родичева Алексея Павловича, отставшего от части и возвратившегося в Москву, это выглядело так: «… Назначить Родичеву по статье 193-7 „г“ УК РСФСР (дезертирство) наказание в виде десяти лет лишения свободы… Исполнение приговора отсрочить до окончания военных действий. Направить Родичева в ряды действующей Красной армии. В случае проявления себя Родичевым в действующей Красной армии стойким защитником Союза ССР предоставить ходатайство перед судом военно-начальствующему составу об освобождении Родичева от отбытия наказания или применения к нему более мягкой меры наказания».

Справка начальника УНКВД по г. Москве и Московской области М.И.Журавлева о реагировании населения на приближение врага к столице 18 октября 1941 г.

За 16 и 17 октября 1941 г. на ряде промышленных предприятий г. Москвы и Московской области со стороны отдельной части рабочих зафиксированы анархистские проявления.

16 октября 1941 г. во дворе завода Точизмеритель им. Молотова в ожидании зарплаты находилось большое количество рабочих. Увидев автомашины, груженные личными вещами работников Наркомата авиационной промышленности, толпа окружила их и стала растаскивать вещи. Раздались выкрики, в которых отдельная часть рабочих требовала объяснения, почему не выданы деньги и почему, несмотря на решение Правительства о выдаче месячного заработка, некоторым работникам выписали только за две недели. Разъяснения находившегося на заводе оперработника Молотовского райотдела НКВД Ныркова рабочих не удовлетворили. Ныркову и директору завода Гольдбергу рабочие угрожали расправой. Прибывший на завод заместитель начальника райотдела НКВД

т.Дмитров заявил, что органы НКВД во всем разберутся, деньги будут выписаны и выданы. Директор завода Гольдберг, главный инженер Розноер, зав. столовой Соколова и сбежавший с завода работник Росинский привлекаются к ответственности. Ведется следствие.

Группа лиц из рабочих завода № 219 (Балашихинский район) 16 октября с.г. напала на проезжавшие по шоссе Энтузиастов автомашины с эвакуированными из г. Москвы и начала захватывать вещи эвакуированных. Группой было свалено в овраг шесть легковых автомашин. В рабочем поселке этого завода имеют место беспорядки, вызванные неправильными действиями администрации и нехваткой денежных знаков для зарплаты. Пом. директора завода по найму и увольнению Рыгин 16 октября, нагрузив машину большим количеством продуктов питания, пытался уехать с заводской территории. Однако по пути был задержан и избит рабочими завода. Бойцы вахтерской охраны завода напились пьяными. После произведенного предварительного расследования пом. директора завода по найму и увольнению Рыгин был арестован. Кроме того, арестованы пять организаторов беспорядков на заводе. Персонал вахтерской охраны обезоружен и уволен с завода. Несение охраны завода поручено воинской части, расположенной вблизи завода. Ведется следствие. Для проведения специальных мероприятий на завод выехали дополнительно три оперативных работника.

16 октября с.г. в 7 часов утра рабочие колбасного завода Московского мясокомбината им. Микояна, уходя из цехов в отпуск, растащили до 5 т колбасных изделий. Беспорядки были прекращены с помощью партактива, сторожевой охраны комбината и бойцов истребительного батальона. Директор холодильника Левин арестован. Директор комбината Бабин с работы снят.

На Реутовской текстильной фабрике 16 октября с.г. рабочие выразили недовольство частичной выплатой зарплаты. Начальник штаба МПВО фабрики Иванов, объясняя рабочим, что остальная сумма зарплаты будет выплачена 17 октября, заявил им, что будут взорваны жилые бараки. Рабочие набросились на Иванова и избили его. Организаторами избиения являются рабочие Дмитриев и Чепухин. Дмитриев арестован. Чепухин разыскивается и будет также арестован. Иванов за неправильные действия привлекается к ответственности.

Директор Краснохолмского комбината (Кировский район г. Москвы) Шилов разрешил выдать 15 работникам комбината по 3-4 м материала «бостон». Фактически же материал был выдан 50 работникам. Стоявшие у ворот в ожидании зарплаты рабочие, увидев выносивших материал работников, начали возмущаться и отнимать ткань. Вмешательством проходивших по улице красноармейцев порядок был восстановлен.

На обувной фабрике «Буревестник» (Сокольнический район г. Москвы) из-за нехватки в Сокольнической конторе Госбанка денежных знаков задержалась выплата зарплаты и выходного пособия рабочим. В связи с этим 16 октября с.г. в 17 часов рабочие, выражая недовольство, снесли ворота и проникли на территорию фабрики. На этой фабрике зафиксировано несколько случаев хищения обуви. В результате проведенной разъяснительной работы порядок на фабрике восстановлен.

Директор фабрики «Рот Фронт» (Кировский район г. Москвы) Бузанов разрешил выдать рабочим имевшееся на фабрике печенье и конфеты. Во время раздачи печенья и конфет между отдельными пьяными рабочими произошла драка. По прибытии на место работников милиции порядок был восстановлен.

17 октября с.г. рабочие Завода электротермического оборудования (Таганский район г. Москвы), вооружившись чем попало (молотки, лопаты), окружили территорию завода. Требуя выдачи зарплаты, рабочие никого не выпускали с завода.

На Шарикоподшипниковом заводе № 2 (Ленинский район г. Москвы) рабочие собирались большими группами и проявляли намерения сломать станки.

17 октября на Ногинском заводе № 12 группа рабочих в количестве 100 человек настойчиво требовала от дирекции завода выдачи хранившихся на складе 30 т спирта. Опасаясь серьезных последствий, директор завода Невструев вынес решение спустить спирт в канализацию. Ночная смена вахтерской охраны завода оставила пост и разграбила склад столовой с продовольствием, вследствие чего питание рабочих сорвано. Группа рабочих этого же завода днем напала на ответственных работников одного из главков Наркомата боеприпасов, ехавших из г. Москвы по эвакуации, избила их и разграбила вещи.

Группа рабочих завода № 67 им. Тимошенко (Сталинский район г. Москвы) в количестве 6 человек 17 октября разбила стоявшую у заводского склада грузовую автомашину с продуктами, предназначавшимися для эвакуированных детей. В составе группы были члены ВКП(б) Кузьминов и Грачев, кладовщик Бакалец, старший технолог цеха № 1 Атурин. С указанного завода сбежал и ряд ответственных работников, в том числе председатель завкома Затрусин, его заместитель Говоров, заместитель секретаря парткома Храмов, начальник финотдела Кристал и начальник отдела организации труда Аврученко.

17 октября собравшиеся у ворот автозавода им. Сталина 1500 рабочих требовали пропустить их на территорию завода и выдать зарплату. Вахтерской охраной рабочие на завод допущены не были. В связи с этим вахтеру, охранявшему проходную будку, было нанесено в голову ранение лопатой и избиты два милиционера, пытавшиеся восстановить порядок. После того как члены партии объявили, что завтра зарплата будет выдана, рабочие разошлись. Деньги для выдачи зарплаты заводоуправлением уже получены.

С завода № 156 Наркомата авиационной промышленности в ночь на 17 октября сбежали директор завода Иванов, пом. директора по найму и увольнению Шаповалов и начальник отдела кадров Калинин. Так как Шаповалова с машиной с территории завода охрана не пропускала, он угрожал вахтеру оружием. 17 октября днем группа рабочих этого завода (главным образом из вооруженно-вахтерской охраны) во главе с мастером Жеренковым взломала склад со спиртом. Все участники напились пьяными. Жеренков арестован.

16 октября с.г. слесарь мотоциклетного завода (Пролетарский район г. Москвы) Некрасов похитил со склада спирт и вместе с грузчиком Гавриловым и кладовщиком склада Ярославцевым организовал коллективную пьянку. 17 октября Некрасов совместно с этими же лицами проводил около гаража завода групповую к[онтр]р[еволюционную] агитацию погромного характера, призывал рабочих уничтожать евреев. Все трое арестованы. Производится расследование.

На заводе № 8 (Мытищинский район) около 1000 рабочих пытались проникнуть во двор. Отдельные лица при этом вели резкую контрреволюционную агитацию и требовали разминировать завод. Отправлявшийся с завода эшелон с семьями эвакуированных разграблен. Кроме того, рабочие угрожали разбить кассу с деньгами. В 13 часов 30 минут на заводе возник пожар, в результате которого полностью уничтожен материальный склад Управления капитального строительства. Убытки от пожара составляют около 500 тыс. руб. Ведется следствие.

16 октября группа грузчиков и шоферов, оставленных для сбора остатков имущества эвакуированного завода № 230, взломала замки складов и похитила спирт. Силами оперсостава грабеж был приостановлен. Однако 17 октября утром та же группа людей во главе с диспетчером гаража и присоединившейся к ним толпой снова стала грабить склад. В грабеже принимали участие зам. директора завода Петров и председатель месткома. При попытке воспрепятствовать расхищению склада избиты секретарь парткома завода и представитель райкома ВКП(б). Из участников хищения 10 человек арестованы. Зам. директора завода Петров сбежал. Руководивший грабежом диспетчер усиленно разыскивается.

В 13 часов на заводе Моспласткож № 2 группой рабочих задержана автомашина с эвакуированными членами семей работников этого же завода. Часть пассажиров избита, вещи растащены. На этом же заводе выведены из строя четыре автомашины. Виновники разыскиваются.

16 октября на фабрике «Ударница» собравшаяся толпа проломила забор и пыталась расхитить кондитерские изделия.

17 октября на заводе № 69 Наркомата вооружения во время погрузки технического спирта для отправки в г. Свердловск группа рабочих силой изъяла бочку со спиртом и организовала пьянку. Директор завода и уполномоченный НКВД были вынуждены выставить вооруженную охрану, которая первоначально ничего не могла сделать и

применила оружие, открыв стрельбу вверх. Парторг ЦК ВКП(б) Маляренко с завода сбежал и выехал в Свердловск. Рабочие завода два дня не получают хлеба и ходят за ним пешком в Москву. Принятыми мерами обстановка на заводе разряжена.

16 октября в связи с тем что на заводе № 58 не была выдана зарплата, рабочие ходили толпами, требуя денег. Со стороны отдельных рабочих имели место выкрики: «Бей коммунистов!» и др. Группа рабочих подделала ключ к складу химикатов, похитила спирт и организовала пьянку.

17 октября рабочие были впущены в минированные цеха для получения зарплаты. Узнав, что они находятся в минированных цехах, рабочие подняли скандал. В 11 часов утра завод получил от Ростокинского PK ВКП(б) распоряжение продолжать работу, но большинство рабочих в цехах не осталось.

17 октября около 500 учеников ремесленного училища завода им. Сталина собрались в ожидании зарплаты. Директора училища Самойлова на месте не оказалось, так как он выехал из Москвы. Не получив денег, ученики занялись погромом училища: порвали учебники, чертежи, поломали шкафы, разграбили теплые вещи и продовольствие. Принятыми мерами порядок восстановлен.

Группа рабочих совхоза «Коммунарка» (23-й километр Калужского шоссе) пыталась разграбить имущество, принадлежавшее поселку 2-го спецотдела НКВД. 4 участника грабежа задержаны.

17 октября в Мытищинском районе толпой задержаны автомашины с эвакуированными семьями членов горкома партии. Остановлены 9 машин. Вещи с машин сняты. Выслана одна рота истребительного батальона. По городу расставлены патрули.

Руководители районных организаций г. Перово (райком ВКП(б), райисполком и др.) прекратили работу.

17 октября в Бронницком районе в деревнях Никулино и Торопово на некоторых домах колхозников в 14 часов были вывешены белые флаги. Как стало известно, организатором вывешивания белых флагов является некая Боярская. На место послан оперативный работник. В деревнях Петровское, Никулино, Свободино и Зеленое наблюдаются попытки отдельных колхозников разобрать колхозный скот, подготовленный к эвакуации.

Начальник Управления НКВД по г. Москве и Московской области

старший майор государственной безопасности Журавлев.

18 октября, начальник московской милиции Романченко доложил заместителю наркома Серову: «Распоряжением Московского комитета ВКП (б) и Московского совета о расчете рабочих предприятий, кои подлежат уничтожению, и об эвакуации партийного актива жизнь города Москвы в настоящее время дезорганизована… Районные комитеты партии и райсоветы растерялись и фактически самоустранились от управления районом… Считаю необходимым предложить горкому партии временно прекратить эвакуацию партийного актива».

Учащийся Владимир Новиков: «Много написано об этом дне, мне же он запомнился хлопьями бумажного пепла, которые ветер гнал по уклону улицы Горького от Моссовета к Охотному ряду. Это уничтожали архивы и партийные документы».

Жгут, потому что есть, кому жечь. А вот в здании ЦК ВКП (б) уже ни единой души. Сотрудники НКВД застают огромную коробку партийного аппарата с не отвечающими на звонки телефонами абсолютно вымершей. Ни людей, ни охраны на входе и внутри. Документы и папки с грифом «Совершенно секретно» аккуратно разложены на столах своих испарившихся хозяев.

Рапорт заместителя начальника 1-го отдела НКВД СССР Д.Н.Шадрина заместителю наркома внутренних дел СССР В.Н.Меркулову о результатах осмотра помещений здания ЦК ВКП(б) после эвакуации аппарата ЦК ВКП(б) 20 октября 1941 г.

После эвакуации аппарата ЦК ВКП(б) охрана 1-го отдела НКВД произвела осмотр всего здания ЦК. В результате осмотра помещений обнаружено:

1. Ни одного работника ЦК ВКП(б), который мог бы привести все помещение в порядок и сжечь имеющуюся секретную переписку, оставлено не было.

2. Все хозяйство — отопительная система, телефонная станция, холодильные установки, электрооборудование и т.п. — оставлено без всякого присмотра.

3. Пожарная команда также полностью вывезена. Все противопожарное оборудование было разбросано.

4. Все противохимическое имущество, в том числе больше сотни противогазов «БС», валялось на полу в комнатах.

5. В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос. Многие замки столов и сами столы взломаны, разбросаны бланки и всевозможная переписка, в том числе и секретная, директивы ЦК ВКП(б) и другие документы.

6. Вынесенный совершенно секретный материал в котельную для сжигания оставлен кучами, не сожжен.

7. Оставлено больше сотни пишущих машинок разных систем, 128 пар валенок, тулупы, 22 мешка с обувью и носильными вещами, несколько тонн мяса, картофеля, несколько бочек сельдей, мяса и других продуктов.

8. В кабинете тов. Жданова обнаружены пять совершенно секретных пакетов.

В настоящее время помещение приводится в порядок.

Докладываю на Ваше распоряжение.

Зам. начальника 1 -го отдела НКВД СССР старший майор госбезопасности Шадрин

18 октября заместитель наркома внутренних дел Иван Серов доложил Л.П. Берии: «Сегодня, в 15 часов, при обходе тоннеля Курского вокзала работниками железнодорожного отдела милиции было обнаружено тринадцать мест бесхозяйственного багажа. При вскрытии багажа оказалось, что там находятся секретные пакеты МК ВКП (б), партийные документы: партбилеты и учетные карточки, личные карточки на руководящих работников МК, МГК, облисполкома и областного управления НКВД, а также на секретарей райкомов города Москвы и Московской области».

ЦА ФСБ России

Или вот дневниковая запись журналиста Н.К. Вержбицкого: «…Кругом кипит возмущение, громко говорят, кричат о предательстве, о том, что »капитаны первыми сбежали с кораблей», да ещё прихватили с собой ценности… Истерика наверху передалась массе. Начинают вспоминать все обиды, притеснения… Страшно слушать. Говорят кровью сердца. Неужели может держаться город, у которого такое настроение?»

Радиовопли из чёрной тарелки вдруг прерываются. Звучат позывные: «Широка страна моя родная». Потом — с металлом в голосе: «Внимание, внимание. Через тридцать минут по радио будет передано выступление председателя городского Совета трудящихся Москвы товарища Пронина». Потом снова позывные, и опять много раз про это выступление. Наконец начинается речь Пронина. Спокойным, размеренным голосом он говорит, что в последние дни в столице безответственные элементы подняли панику. Были случаи бегства руководителей крупных предприятий без эвакуационных ведомостей, а также ряд случаев хищения социалистической собственности… В Москве вводятся осадное положение и комендантский час… Лица, покидающие свой пост без надлежащего распоряжения об эвакуации, будут привлекаться к строгой ответственности,.. Возобновляется работа предприятий общественного питания и бытового обслуживания, культурно-зрелищных учреждений, а также всех видов городского транспорта… Москва была, есть и будет советской!

Все, кто стоял вокруг репродуктора закричали и зааплодировали. Буквально на следующий день город изменился, все заработало, даже такси. На улицах появились военные и милицейские патрули. Паническое бегство прекратилось. Эвакуация населения и предприятий приняла организованный характер.

С паникерами не церемонились, проводились также облавы на дезертиров. Не все ведь рвались на фронт и в ополчение, а некоторых просто не отпускали матери и жены. Поэтому одни не регистрировались в военкомате, другие притворялись больными, ну а третьи доставали липовую справку о работе в «Метрострое» или на другом предприятии, дающем бронь. За период с октября 1941-го по июль 1942 года органы милиции с помощью общественников выявили в Москве свыше 10 тысяч дезертиров. При массовых проверках паспортного режима за этот же период в городе было задержано более 20 тысяч человек, не имеющих московской прописки. В основном это были мужчины призывного возраста. Надо сказать, что беженцев Москва у себя не оставляла. Отправка их из столицы в другие районы страны строго контролировалась. Московскому руководству хватало проблем с москвичами. Надо было их кормить, поить, поддерживать в домах тепло, а в жителях – моральный дух. Может показаться странным, но 29 октября 1941 года в Москве открылся «Мюзик-холл» с джазом, кордебалетом и дуэтом комиков Бим-Бом (Радунским и Камским). Охрану строжайшего порядка ГКО возложил на коменданта Москвы генерал-майора К. Р. Синилова, для чего в распоряжение коменданта были выделены войска внутренней охраны НКВД, милиция и добровольческие рабочие отряды. ГКО также постановил «нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте». Всякое уличное передвижение как отдельных лиц, так и транспорта с 12 часов ночи до 5 часов утра было воспрещено. Текст этого постановления оперативно довели до населения.

Беспорядки в столице были пресечены суровыми мерами. В каждом районе Москвы были созданы комендатуры. В распоряжение коменданта района выделялась рота внутренних войск НКВД, четыре военных следователя и десять автомобилей. За два месяца действия этого постановления за попытку обезоружить патруль, распространение вражеских листовок, измену Родине и дезертирство, распространение пораженческих слухов на месте были расстреляны 16 человек. Еще 357 дезертиров, шпионов, мародёров, изменников Родины были расстреляны по приговору военного трибунала, к тюремному заключению на разные сроки осуждены 4741 человек. Должностные лица, покидавшие свой пост без распоряжения об эвакуации, привлекались к строгой ответственности.

Как сообщил 19 октября, обращаясь к москвичам, председатель Моссовета Пронин, возобновлялась работа закрытых явочным порядком предприятий общественного питания и бытового обслуживания, культурно-зрелищных учреждений, а также всех видов городского транспорта.

На случай вторжения гитлеровских войск активно создавались группы сопротивления и подполья для ведения боевой, разведывательной и диверсионной работы, минировались различные объекты, запасалось оружие, взрывчатые и горючие вещества.

Нашим спецслужбам стало известно, что противник создал особую команду «Москва» во главе с начальником VII управления РСХА, штандартенфюрером СС Зиксом, в задачу которой входило ворваться с передовыми частями в Москву и захватить важнейшие объекты. Противостоять этому специальному подразделению врага должны были боевики Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН) НКВД СССР. Подразделения бригады предназначались для защиты центра Москвы и Кремля на линии от Охотного ряда до Белорусского вокзала.

В случае оккупации планировалось также использование нелегалов-боевиков, оставляемых в Москве. Организованное чекистами подполье состояло из 20 независимых групп во главе с их руководителями в составе старших звеньев, агентов-связников, агентов-радистов, боевиков и тех, кто мог осуществлять разведывательно-диверсионную работу в условиях оккупационного режима. Особая группа при НКВД СССР в Москве располагала 59 складами с оружием, зажигательными и взрывчатыми веществами.

Были заминированы некоторые помещения в Доме правительства (позднее Госплан), в Большом театре, в храме Василия Блаженного, в Елоховском соборе, в особняке НКИД на Спиридоновке, в гостиницах «Метрополь» и «Националь». Помимо этих объектов предполагалось взорвать или поджечь фабрики и заводы, учреждения и объекты правительственных и партийных органов, НКВД, НКО, НКПС, почту и телеграф, крупные магазины. Был заминирован даже Кремль…

А в это время без сна и отдыха, а иногда и без пищи русские воины 32-й стрелковой дивизии вели тяжелые оборонительные бои на можайском направлении в районе Бородино с многократно превосходящими силами танков и пехоты врага. Советские войска сражались упорно, не жалея сил и самой жизни. Многие солдаты, сержанты, командиры и политработники удостоились правительственных наград.

В ночь на 19 октября 32-я стрелковая дивизия совместно с 18-й и 20-и танковыми бригадами, отошла выполняя приказ, и заняла оборону на рубеже Гаретово, Аксаново, Тихоново, Тетерино. Одновременно батальон ее 17-го стрелкового полка, отряд майора В. П. Воробьева, разведывательный батальон и приданные им подразделения пехоты и артиллерии, а также курсантов с тяжелыми боями отошли вдоль автострады за реку Мжут. Они заняли оборону по ее восточному берегу южнее Можайска, на линии Колычево, Язево, Лыткино. Перекресток дорог южнее Можайска удерживали автоматчики и 5 танков 18-й танковой бригады.

Да, наши войска отступали. С невыразимой болью смотрели советские воины на оставленное ими поле битвы, но в каждом жила великая вера в то, что настанут, непременно настанут лучшие дни. И потому, покидая вместе с частями прикрытия Бородинское поле, полковник В. И. Полосухин на стене Бородинского музея мелом, большими буквами написал от имени воинов всей армии: “Мы уходим, но мы еще сюда вернемся”.

Для упреждения выхода противника на старое Можайско-Московекое шоссе, а также на железную дорогу генерал Л. А. Говоров бросил под Можайск все, чем располагал в тот момент,— артиллерийские, инженерные части и прибывшие подразделения 22-й танковой бригады. Этими силами он оседлал шоссе восточное города, железнодорожную линию и дороги на Пушкино и Денисово.

Южнее, между Борисовом и Вереей, заняли оборону отошедшие за реку Протву части 50-й и 222-й стрелковых дивизий. Верея к этому времени была уже захвачена частями 7-го армейского корпуса противника. Вслед за тем и в Борисово ворвались фашистские пехота и танки. Это были разведывательный и пехотный батальоны из состава 7-й танковой дивизии.

Генерал Л. А. Говоров в тот момент находился на перекрестке автострады Минск — Москва и шоссе Можайск — Верея. Оттуда он вместе с членом Военного совета армии П. Ф. Ивановым наблюдал бой отряда майора В. П. Воробьева. Получив донесение о захвате гитлеровцами Борисова, командарм увидел в этом угрозу их выхода на автостраду с юга. С целью ее предотвращения этого он решил уничтожить прорвавшиеся в Борисово вражеские батальоны силами армейского резерва в составе 36-го мотоциклетного полка Т. И. Танасчишина и 2—3 танками из состава 18-й танковой бригады. Находившийся неподалеку подполковник Танасчишин был тотчас же вызван к командарму, который и поставил ему указанную выше задачу.

Решение командарма было весьма своевременным. Ибо действительно вражеские части, захватившие Борисово, и прибывшее к ним подкрепление сразу же двинулись оттуда на Коровино и Лыткино. Стремясь прорваться к автостраде с этом стороны, они явно рассчитывали на то, что не встретят здесь сильного сопротивления, застанут обороняющихся врасплох. Но этот расчет не оправдался.

Вот как описаны в истории 36-го мотоциклетного полка события, связанные с выполнением поставленной командармом задачи: “18. X. 41 г. в 17. 40 полк получил боевой приказ немедленно сняться с обороны и выбить противника численностью до полка из Борисова. В 19. 00 полк стремительным налетом охватил противника с флангов, а небольшой группе (2 танка Т-28 и 5 бронемашин) была поставлена задача прорваться через деревню и захватить мост через реку Протву, отрезав путь отступлению немцев в Заречье. Бой продолжался 2,5—3 часа.

Враг оказывал упорное сопротивление, но был разгромлен. На поле боя немцы оставили более 100 трупов, 79 мотоциклов, 23 автомашины (из них 2 штабные), 8 противотанковых орудий, 30 пулеметов и много другого оружия. Были освобождены 150 военнопленных. Наши потери: 4 убитых, 9 раненых, 1 танк сгорел, 2 бронемашины подбиты. В этом бою погиб смертью героя начальник штаба полка ст. лейтенант Георгий Андреевич Голощапов. Когда его танк был подбит и загорелся, он оставил танк и вместе с экипажем с возгласом «За Родину! Бей фашистов!» бросился на врага.

За доблесть и мужество, проявленные в этом и предыдущих боях на Можайской линии обороны, полк подполковника Танасчишина 8 января 1942 г. получил наименование 1-го гвардейского мотоциклетного, а 140 его воинов были награждены орденами и медалями. Член Военного совета 5-й армии бригадный комиссар II. Ф. Иванов непосредственно на поле боя в районе Кубинки вручил прославленному полку гвардейское знамя. Принимая его, воины дали клятву с честью оправдать звание гвардейцев.

Вместе с подошедшими подразделениями 17-го стрелкового полка мотоциклетный полк удерживал Борисово до 20 октября.

Где находился Г. К. Жуков и как, под каким ракурсом его нужно рассматривать в период битвы за Москву? Из воспоминаний сотрудника для особых поручений Жукова майора Н. Казьмина: «В первый день войны Жуков по указанию Сталина вылетел в Киев, для выяснения обстоятельств, сложившихся на Киевском фронте. Затем Жуков в трудное для города на Неве время выехал в Ленинград. Но гвоздь всего дела была Москва, к ней стремился Гитлер. Он почему-то ошибочно считал, что с падением Москвы будет закончена молниеносная война. Но это было не так, поскольку поднялся весь священный Союз народов против агрессора. В трудное время обороны Москвы Сталин позвонил Жукову в штаб фронта в Перхушково. Между ними состоялся разговор. Сталин требовал: ни одного шага назад. Жуков ответил: «Отступление только через мой труп». Но когда немцы подошли к деревне Крюково на Ленинградском шоссе и Жуков оказался полуокруженным, его нервы начали сдавать.»

Из воспоминаний бывшего командующего МВО генерал-полковника П. Артемьева: «Когда нависла угроза над Москвой, все мы не были уверены в успехе наших войск. Тут и Жуков не выдержал. Он позвонил Сталину и попросил разрешения перевести свой штаб из Перхушкова на Белорусский вокзал. Сталин ответил: «Если вы попятитесь до Белорусского вокзала, я займу ваше место». Больше уже Жуков ничего не просил у Верховного. Только составлял такие планы:

План отхода армий Западного фронта с можайского оборонительного рубежа.

1. В случае невозможности сдержать наступление противника на Можайском оборонительном рубеже армии фронта, оказывая арьергардами сопротивление наступающему противнику, отходят главными силами, в первую очередь основной массой артиллерии, на подготавливаемый рубеж обороны по линии Новозавидовский, Клин, Истринское водохранилище, Истра, Жаворонки, Красная Пахра, Серпухов, Алексин. Отход прикрывается всей авиацией.

2. До устройства частей армии на основном оборонительном рубеже организовать и вести бой сильными арьергардами, насыщенными средствами ПТО, с наличием в каждой армии подвижных частей для нанесения контрударов накоротке, задержать противника возможно продолжительное время на промежуточном рубеже Козлово, Гологузово, Елгозино, Новопетровское, Колюбакино, Наро-Фоминск, Тарутино, Черная Грязь, р. Протва.

3. Армии отходят в своих разгранлиниях, кроме 16-й и 5-й; разгранлиния между ними устанавливается – Загорск, Икша, Поварово, Тарханово, все пункты включительно для 16-й армии.

4. Тылы армий отводятся на восток в своих границах, кроме 5-й и 33-й армий, тылы которых отводятся по путям обязательно вне Москвы и Московского узла, т.е. тылы 5-й армии отводятся по путям сев. Химки, Мытищи, а 33-й армии – юж. Переделкино, Люберцы. Ни одна повозка и машина не должны быть направлены и пропущены через Москву и Московский узел. Для этого 5-й и 33-й армиям установить твердое и своевременное регулирование на случай отхода и определить пути движения транспортов, тыловых учреждений и войск. Ненужные тыловые учреждения оттянуть заблаговременно.

5. Войска 5-й армии в случае неуспешного боя на основном рубеже Истра, Павловская Слобода, Жаворонки должны отходить не на укрепленный обвод вокруг Москвы, а на северо-восток, сев. Химки, и левым флангом – на части 33-й армии юж. Переделкино, Люберцы, с выводом этих частей в армейский резерв, в обход Московского УР с юго-востока и востока в районе Пушкино.

6. Исходя из этого базирование 5-й армии должно быть на ст. Пушкино, а 33-й армии на ст. Раменское. Базирование 16, 43-й и 49-й армий должно производиться на станции снабжения в пределах своих разгранлиний.

7. Для обеспечения планомерного отхода частей армии в узлах путей Новопетровское, Кубинка, Наро-Фоминск, Воробьи иметь заранее организованную ПТО артполками ПТО, дабы исключить возможность прорыва в тыл танков противника. Заранее частью сил армий занять основной рубеж обороны заблаговременно на важнейших направлениях как пехотными частями, так и особенно артиллерией и дивизионами РС. В 16-й армии заблаговременно поставить на рубеж остатки 126 сд в районе Клин и Троицкое; в 5-й армии -18 сд в районе Истра и Павловская Слобода; в 33-й армии -110 или 113 сд в районе Давыдково и «Красная Пахра; в 43-й армии -53 сд в районе западнее Подольск и Лопасня.

8. Управление армиями со стороны фронта в период отхода организовать с узла связи НКО в Москве, одновременно готовить узел связи и расположение штаба фронта в районе Орехово-Зуево или Ликино – Дулево.

КОМАНДУЮЩИЙ ВОЙСКАМИ ЗАПФРОНТА

ГЕНЕРАЛ АРМИИ

ЖУКОВ ЧЛЕН ВОЕННОГО СОВЕТА ЗАПФРОНТА

БУЛГАНИН

НАЧАЛЬНИК ШТАБА ЗАПФРОНТА ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ СОКОЛОВСКИЙ

ЦАМО, ф. 208, оп. 2511, д. 1048, л. 55-57. Подлинник.

Сталин задумчиво смотрел в окно. Осенние листья тяжело падали на асфальт. В кабинет тихо вошёл Мехлис:

– Разрешите, товарищ Сталин?

Сталин повернулся:

– Проходите. Что нового?

Мехлис, сосредоточенно глядя на солнечное пятнышко, бликовавшее на трубке вождя, доложил:

– Положение критическое. Немцы стремительно приближаются к Москве.

– Мой приказ о заминировании заводов, метро, мостов выполнен?

– Выполняется в самых возможно быстрых темпах, товарищ Сталин.

– На совещании членов ГКО и Политбюро было решено эвакуировать правительство. Вы уже собрали вещи, товарищ Мехлис? – не то иронично, не то с каким-то другим, плохо поддающимся определению чувством, спросил Сталин.

-Нет, товарищ Сталин.

– Знаю. Вам и собирать нечего. Живёте, как настоящий партиец. Вся мебель – казённая, да? Френчи штопанные.

Мехлис замялся. Ему на миг показалось, что взгляд Сталина сквозь потёртое застиранное галифе видит на нём тончайшие шёлковые кальсоны английского производства, сшитые по особому заказу в одной из лучших европейских мастерских. Их, поштучно, в строгой тайне, доставлял Льву Захаровичу сотрудник дипкорпуса, взятый «на крючок» четыре года назад внешней разведкой – дипломат погорел как раз на спекуляции эксклюзивным английским бельём, только женским. Мехлис действительно был «бескорыстным партийцем», не имел хоть сколько-нибудь ценной собственности, к устройству личного быта, уюту и обеспеченности не стремился, золотом и антиквариатом не увлекался. Но была и у него слабость…

– Для вашей эвакуации всё приготовлено.

Сталин слушал внимательно. После длительной паузы, во время которой Мехлис явственно ощутил, как его жизнь значительно сократилась за счёт сгоревших в эти пять минут огромного количества нервных клеток, вождь спросил:

– А что мы скажем людям? Нашим советским людям?

– Подготовлена спецлистовка.

Мехлис подал Сталину листовку, утёр пот со лба, восстановил дыхание. Сталин стал читать вслух:

– «Из-за продолжающегося наступления немцев мы временно оставили Москву… Но сейчас не время плакать…» Дрянь!

Он скомкал листовку и швырнул её в мусорную корзину. Нажал кнопку вызова секретаря.

Вошёл Поскрёбышев.

– Разрешите?

– Заходите. Помните, вы мне в марте рассказывали про женщину, которая предсказывала заранее, в какой день начнётся война?

Если Поскрёбышев и удивился, то виду не подал.

– Да, помню. Она в точности угадала. Говорила, что на день Всех святых. А это как раз двадцать второе июня.

Сталин встал, походил, по кабинету, сжимая трубку в руках, потом сел, положил её в особое ложе из красного дерева, стоящее на рабочем столе.

16 октября, собрав в Кремле членов ГКО и Политбюро, Сталин предложил всем членам Политбюро и правительства эвакуироваться. Сам он предполагал сделать это на следующий день – 17-го октября. Но, как мы знаем, Иосиф Виссарионович передумал и решил Москву не покидать, о чём было сообщено по радио 17 октября, хотя гитлеровские войска продолжали наступать: 18 октября был захвачен Малоярославец, Можайск, 22-го – Наро-Фоминск, 27-го – Волоколамск…

Почему же в столь угрожающем и, на первый взгляд, безнадёжном положении вождь переменил своё первоначальное решение? Вывод один: кто-то сумел убедить его, внушить ему уверенность, что Москва не попадёт в руки врага и победа будет на стороне русского оружия.

«Однажды я слышала, как Матушка обращалась ко всем известному лицу», – осторожно намекает в своих воспоминаниях, относящихся к Великой Отечественной войне, Зинаида Жданова. Так может быть, Матрона позвала к себе главу великой страны, так же, как она могла позвать своего племянника Ивана из Загорска в Москву? Он рассказывал:

– Сижу на работе, вдруг чувствую: надо идти к начальнику, отпрашиваться с работы и ехать в Москву. Пошёл: отпустите, я чувствую, надо срочно съездить к тёте! И точно так же Сталин почувствовал, услышал – его зовут…

…К небольшой фанерной пристройке в Сокольниках – той самой, где Матронушка зимой сорок первого года «к стене примёрзла», и куда она вынуждена была вернуться на время, пока мать Зинаиды Ждановой болела скарлатиной, тянулась очередь человек десять, состоящая из одних женщин. Стояли тихо: каждая сосредоточилась на предстоящей встрече с Матронушкой, каждая думала о свое беде.

Вдруг из пристройки выбежала одетая с ног до головы в чёрное хожалка Таня, взволнованно замахала руками на очередь:

– Расходитесь! Расходитесь! Быстрее! Матушка велела.

Во двор въехали три автомобиля. Женщины вжались в фанерную стенку, отворачивая лица.

Из второй машины вышли Сталин и Поскрёбышев. Не глядя по сторонам, направились к фанерной пристройке.

Матрона сидела спиной к двери, лицом к крошечному ничем не занавешенному окошку. Сталин вошёл, сделал знак Поскрёбышеву – мол, оставь нас! Тот удалился.

Матрона молчала.

Сталин кашлянул.

– Ты, никак, простыл Иосиф Виссарионович? – тихо спросила Матрона, не оборачиваясь. – Кашляешь.

– Здравствуйте, – медленно ответил Сталин. – Я здоров.

– Вот и молодец. Сейчас тебе здоровье-то пригодится. Времена тяжёлые, и пройдут они нескоро… Однако на Абельмановскую незачем ездить, – она скрестила ручки на груди.

– Не уезжай. Не возьмёт немец Москву. Надо только митрополита Гор Ливанских послушать: с иконой пусть облетят город по небу. Вот тебе и весь сказ.

Иди, голубчик, с Богом, – она, не оборачиваясь, подняла маленькую ручку, перекрестила воздух перед собой. Красный петух победит чёрного. Ты один из начальства не уедешь из Москвы.

В следующий миг внезапно в окошко ударил луч солнца – и лицо Матроны отразилось в оконном стекле дивным образом!

Сталин взглянул, перекрестился и вышел.

Из воспоминаний генерала В. Румянцева: «Мы с полковником А. Головановым находились у Сталина в кабинете. В это время позвонил комиссар ВВС Западного фронта Степанов. Между ними состоялся такой разговор:

Степанов: «Товарищ Сталин, разрешите штаб ВВС Западного фронта перевести за восточную окраину Москвы?».

Сталин: «Товарищ Степанов, а у вас есть лопаты?».

Степанов: «Какие нужны лопаты?»

Сталин: «Все равно, какие найдутся».

Степанов: «Найдем штук сто».

Сталин: «Вот что, товарищ Степанов. Дайте каждому вашему товарищу по лопате в руки и пусть они начинают копать себе братскую могилу. Вы пойдете на Запад изгонять врага с нашей земли, а я останусь в Москве, и буду руководить фронтами боевых действий».

Уже послы живут в тылу глубоком,

Уже в Москве наркомов не видать,

И панцерные армии фон Бока

На Химки продолжают наступать.

Решают в штабе Западного фронта –

Поставить штаб восточнее Москвы,

И солнце раной русского народа

Горит среди осенней синевы …

Уже в Москве ответственные лица

Не понимают только одного:

Когда же Сам уедет из столицы –

Но как спросить об этом Самого?

Да, как спросить? Вопрос предельно важен,

Такой, что не отложишь на потом:

– Когда отправить полк охраны Вашей

На Куйбышев? Состав уже готов.

Дрожали стекла в грохоте воздушном,

Сверкало в Александровском саду …

Сказал спокойно: – Если будет нужно,

Я этот полк в атаку поведу.

Из воспоминаний сотрудника личной охраны Сталина из девятки В. Круташева: «17 октября 1941 г. Сталин ехал по Можайскому шоссе с дачи. Шел небольшой снег. Все шоссе было заполонено народом. Кто шел от Москвы, кто к Москве. В этой массе народа я заметил, как женщина тащила на санках свой скарб. Наверху ее багажа сидели двое детей. Это было печальное зрелище. Сталин смотрел из машины в окно на это шествие, которое двигалось по шоссе Бог знает куда. Всем было ясно, что надо железной рукой наводить порядок не только в Москве, под Москвой, но и во всей стране».

19 октября 1941 г. появилось известное в истории постановление ГКО. Очень быстро был наведен порядок в Москве и стране.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ

№ 813 от 19 октября 1941 г.

Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100 – 120 километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову, а на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта т. Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах.

В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный Комитет Обороны постановил:

1. Ввести с 20 октября 1941 г. в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.

2. Воспретить всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспортов с 12 часов ночи до 5 часов утра, за исключением транспортов и лиц, имеющих специальные пропуска от коменданта г. Москвы, причем в случае объявления воздушной тревоги передвижение населения и транспортов должно происходить согласно правилам, утвержденным московской противовоздушной обороной и опубликованным в печати.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.