СПАСЕНИЕ МОСКВЫ. I-часть

Несмотря на огромное количество исторических и мемуарных книг, написанных о событиях тех страшных месяцев 1941 года, многое по-прежнему остается загадочным и непонятным. В первую очередь непонятно, почему стоявшие уже на самых подступах к Москве и имевшие огромный перевес в живой силе и технике фашисты так и не смогли взять город. Ни героизм советских солдат и офицеров, ни ставшая притчей «гениальность» Георгия Жукова, ни свежие сибирские полки ответа на этот вопрос не дают – слишком велико было превосходство врага, и слишком значительны были потери Красной армии, лишившейся в первые месяцы войны большинства лучших частей. Даже суровый мороз, на который так любят ссылаться историки, ничего не объясняет – ведь он в равной степени сказывался на боеспособности как немецкого, так и советского вооружения. Вот и получается, что ранней зимой 1941-го года под Москвой произошло чудо. Самое настоящее чудо, о котором в учебниках и энциклопедиях продажная наукообразная рать интеллектагенции и по сей день предпочитает не говорить…

Неласковое осеннее солнце ярко горело в бледной синеве московских небес страшного сорок первого года. Зияющая рана в нашей обороне под Орлом пропускала сквозь свои рваные, всё расширяющиеся края лязгающую траками иноземную силу.

Полковник Голованов был вызван к Сталину. Поскрёбышев кивнул и безшумно отворил дверь кабинета. Сталин был один. Он сидел за столом, на котором стояла уже остывшая еда. Бледное лицо его выражало такую душевную боль, что Голованов внутренне содрогнулся. Верховный взглянул на вошедшего и глухим голосом произнёс: «У нас большое горе. Противник окружил шестнадцать наших дивизий… Что будем делать?»

Голованов понимал, командир авиадивизии в таких случаях не советчик Верховному Главнокомандующему. Но скрываемая ото всех душевная боль Сталина требовала хоть какого-то выхода. Её просто необходимо было разделить с близким по духу человеком. Голованов почувствовал, что он взял часть боли Сталина, и тому стало немного легче.

В дверь постучали. Вошёл маршал Шапошников. Начались доклады. Нужно было действовать – создавать заново фронт на Можайской линии обороны из скудных местных резервов и подходящих с Дальнего Востока войск. Решением Государственного Комитета Обороны, принятым в ночь на 5 октября, эта линия была избрана главным рубежом сопротивления войск Западного фронта.

За какие-то две недели Вермахтом были взяты в окружение восемь наших армий. Более 600 тысяч красноармейцев со всем вооружением и техникой оказались зажаты немецкими танковыми дивизиями и накрыты бомбовыми и артиллерийскими ударами. С огромным трудом созданный Ржевско-Вяземский оборонительный рубеж погибал, всё ещё сковывая значительные силы врага. Но дорога немцам на Москву уже была открыта – наших войск перед ними практически не было. Тогда, чтобы войти в столицу, немцам было достаточно двух – трёх маршевых бросков. Однако этого не произошло. Почему?

Документально Московская битва началась 6 сентября 1941 года, когда Гитлер подписал директиву №35 о начале операции «Тайфун». Назвали ее немцы так, потому что были абсолютно уверены в том, что им удастся быстро окружить и взять столицу Советского Союза, а после этого и вообще завершить всю военную кампанию на Восточном фронте. Расчет никак нельзя назвать необоснованным или безпочвенным, так как для подобных радужных надежд у Гитлера действительно были все основания. Ведь к этому моменту регулярные части СССР были сильно обескровлены. Много солдат попало в окружение и было пленено, были захвачены Прибалтика, Белоруссия и почти вся Украина, блокирован Ленинград. Страна потеряла около 40% всей своей промышленности, армии не хватало не только современной техники, но и простых винтовок. В бой пошли новобранцы, подготовка которых явно оставляла желать лучшего.

Даже Жуков, участвовавший практически во всех главных сражениях Великой Отечественной войны в качестве «заградотряда в армейских штабах», не случайно называл Московскую битву самой тяжёлой и важной. С ним соглашались и настоящие прославленные полководцы – Василевский, Рокоссовский, Конев. Поразительно, что грамотные и опытные немецкие генералы после поражения под Москвой вдруг почувствовали неизбежность конца. Откуда вдруг такое единодушие у таких разных людей – непримиримых антиподов? Ведь значительная часть немецких войск смогла избежать окружения и плена, да и отбросили-то их от Москвы в среднем всего на сто с небольшим километров. При этом резервы Германии, на стороне которой сражалась практически вся Европа, трудно было считать подорванными, а военная промышленность, включавшая в себя чуть ли не весь западноевропейский потенциал, поддержанный  скрытой помощью Англии и США, вообще не ощутила на себе никаких последствий, а наоборот, продолжала набирать темп. И, тем не менее, поражение немцев под Москвой действительно было началом конца. Объяснить всеобщее осознание этого факта можно только его полной неожиданностью и чудесностью – причем для всех участников и с обеих сторон. По земной логике немцы должны были победить, но они потерпели страшное, уже сакральное поражение.

Именно в этот момент фашистам стало понятно, что войну им не выиграть ни при каких условиях, потому что ведут они ее не только с частями Красной армии, но и с такой древней силою, противопоставить которой они не смогут абсолютно ничего. Сатанизм третьего рейха повергался народом – богоносцем, во главе которого теперь стоял прямой потомок русских царей – дарованный Всевышним Стальной Иосиф.

 

 

Нас двести миллионов! Всех не перевешаете. Боритесь, не бойтесь, Сталин придёт!

  

Судьба потомков священника Петра Космодемьянского известна всей России: его внукам посмертно присвоено звание Героев Советского Союза. О трагической судьбе своих детей рассказала их мать Любовь Тимофеевна Космодемьянская в книге «Повесть о Зое и Шуре».

Отцом Зои и Шуры, героически погибших за освобождение Родины от фашизма, был старший сын священника Анатолий Космодемьянский. Как и отец, он учился в Тамбовской Духовной семинарии…

В 1933 году тридцати трех лет от роду внезапно умирает Анатолий Петрович Космодемьянский. Беды не оставляют эту семью в покое. Осенью 1940 года тяжело, менингитом, заболела Зоя. После выздоровления, в октябре 1941 года, эта девочка добровольцем ушла защищать свое Отечество и погибла 29 ноября 1941 года. Добровольцем ушел на фронт и Александр Космодемьянский и пал смертью храбрых в боях за освобождение Кенигсберга в апреле 1945 года. Имена внуков сельского священника Петра Иоанновича Космодемьянского, Героев Советского Союза Зои и Александра Космодемьянских, стали легендарными.

В память великого подвига в центре Тамбова в 1947 году был установлен памятник Зое Космодемьянской, а в 1957 году памятник Зое Космодемьянской был установлен в Дорохове.

В память 50-летия Победы в 1995 году памятник Зое Космодемьянской был установлен в тамбовском селе Осиновые Гаи, где за пять лет до ее рождения погиб ее дед – священник Петр Иоаннович Космодемьянский, не пожелавший отречься от своей веры… Когда внуки Космодемьянского появились на свет, метрические книги уже были изъяты из Знаменской церкви и переданы волостным совдепам. Теперь уже нельзя узнать, крестил ли сын священника своих детей, ставших легендарными героями страны. Памятника деду героев в селе Осиновые Гаи нет, но возле Знаменской церкви у могилы священника Петра Иоанновича Космодемьянского каждый приходящий испытывает чувство светлой радости и благодати…

27 января 1942 г. на первой странице газеты «Правда» была напечатана статья с непритязательным названием «Таня». О подвиге юной партизанки, буквально растерзанной фашистами и варварски казненной, заговорила страна. Да что там страна — мир. Очерк был издан в виде брошюры на русском и английском языках. 17-летняя девушка, под пытками не выдавшая своих, кричала во время казни не «Спасите!» и не «Проклинаю», а «Мне не страшно умирать. Это счастье — умереть за свой народ. Нас двести миллионов, всех не перевешаете. Боритесь, не бойтесь! С нами Сталин! Сталин придет!» Юная москвичка стойко приняла смерть потому, что верила: возмездие настигнет мучителей, справедливость восторжествует, ибо есть Сталин.

Сталин пришел в подмосковную деревню Петрищево и пришел в Берлин. Он не мог не прийти потому, что Зоя, Родина и Сталин были единым целым.

Из воспоминаний полковника в отставке, одного из начальников разведывательно-диверсионной части № 8470; 9903 Афанасия Мегеры:

«В период битвы за Москву в/ч № 8470; 9903 подготовила и направила в тыл противника около 50 боевых групп и отрядов. Всего за сентябрь 1941-го – февраль 1942-го ими было совершено 89 проникновений в тыл противника. Уничтожено 3500 немецких солдат и офицеров, 36 предателей, цистерн с горючим -13, танков -14.

Диверсантов отбирали среди молодежи. Командиру диверсионно-разведывательного отдела Западного фронта майору Артуру Спрогису нужны были молодые девушки и ребята, которые бы не вызывали у немцев подозрений. 3 – 5 дней шла боевая учеба, и – в бой.

Из воспоминаний Артура Карловича Спрогиса в послевоенные годы: “Нам следовало набрать две тысячи добровольцев, а к кинотеатру “Колизей” (теперь в этом помещении театр “Современник”) пришли три тысячи. Зоя была слишком юной, хрупкой и… красивой. Представьте: появляется такая в населённом пункте, занятом врагами. Естественно, у немцев сразу проснётся интерес. В наши планы такое не входит. Но Зоя оказалась настойчивой – она осталась на ночь возле нашего кабинета. Твёрдо мне заявляет: “Хочу воевать за Родину”. Вздохнул я и зачислил Космодемьянскую...”.

Зоя Космодемьянская прибыла в часть 1 ноября, а в ночь на 4-е перешла линию фронта в составе группы из 12 человек.

Все документы и рапорта в части писались со слов командиров и комсомольцев штатным писарем в тетради в клеточку:

«Вам надлежит воспрепятствовать подвозу боеприпасов, горючего, продовольствия и живой силы путем взрыва и поджога мостов, минирования дорог, устройства засад в районе дороги Шаховская – Княжьи Горы… Задача считается выполненной если будет:

а) уничтожение 5 – 7 автомашин и мотоциклов;

б) уничтожение 2 – 3 мостов;

в) сжигание 1 – 2 склада с горючим и боеприпасами;

г) уничтожение 15 – 20 офицеров».

Вот какую инициативу проявила Зоя в своём первом походе. В лесу, под деревьями, вблизи большой дороги, по которой то и дело в сторону Москвы мчались немецкие мотоциклы, валялся проржавевший металлический трос. Зоя предложила его протянуть поперёк дороги. Вскоре в темноте на него наткнулся вражеский мотоциклист. Девчонки подбежали к нему, свалили на землю, придушили, забрали с собой его полевую сумку. Уже после возвращения в Москву узнали от начальника майора Спрогиса о том, что в сумке у гитлеровца были ценные карты и планы предстоящих немецких боевых действий на подступах к столице.

Из доклада бойца диверсионной группы Зоричевой:

«Hесколько дней двигались вперед, разбрасывая колючки, ребята ходили минировать большак. Продукты подходили к концу, остатки сухарей стали горькими от неосторожного обращения с толом. В группе появились больные (Зоя простыла, у нее заболели уши), и командир принял решение возвращаться. Hо Зоя заявила, что, несмотря ни на что, мы должны были еще лучше выполнить задание. Hа базу вернулись 11 ноября».

Из воспоминаний офицера части:

«Вещевые мешки у девушек весили 10 – 12 кг, у ребят более 16 кг. И это не считая стрелкового вооружения, общий вес которого колебался от 6 – 7 кг у девушек и до 16 кг у ребят. Учили их отдыхать на рассвете и днем, по возможности, под хвойными деревьями, чтобы меньше вымокнуть при снегопаде. Боец должен был вытоптать углубление в снегу, застелить еловым лапником и ложиться на 2 – 3 часа спать. Просыпались они от холода. За сутки проходили до 20 км».

Кроме поджога жилищ, в которых располагались наступавшие на Москву фашисты, нужно было ещё уничтожить в деревне Петрищево и аппаратуру германской армейской радиоразведки, умело замаскированной в этой глухомани. Об этом факте в советские времена вообще умалчивалось. Нам почему-то не сообщали, что нацистские асы-радиоперехватчики в наушниках в Петрищеве круглосуточно умело прослушивали наши армейские штабы, глушили переговоры советских командиров с войсками.

Сталин готовил в те дни наше знаменитое контрнаступление под Москвой. Он настоятельно требовал от Главного Разведывательного управления хотя бы на какое-то время вывести из строя этот германский армейский радиоцентр. С этой задачей умело справилась наша национальная героиня Зоя Космодемьянская! Она же спалила дотла и армейскую конюшню врага, в которой на момент пожара в стойле были на привязи 17 боевых коней, которых оккупанты доставили аж из самой Германии, запас фуража для лошадей и большое количество оружия.

Все лесные дороги контролировались немцами. Деревни, где располагались фашисты, усиленно охранялись. 25 ноября в разведку ушли и не возвратились Лидия Булгина и Клавдия Милорадова. Проворов и Крайнов решили объединиться в одну группу. В ней оказалось всего восемь человек. В районе деревни Усатково объединенная группа вновь наткнулась на засаду немцев. Отбиваясь от фашистов, разведчики ушли в лес. Проворов решил прервать выполнение задания и возвратиться на базу за линию фронта. К нему присоединились Лебедева, Щербаков, Кирюхин и Обуховская. После минутного прощания они исчезли среди густых зимних елей.

Борис Крайнов решил остаться в тылу противника и выполнить боевую задачу, поставленную Спрогисом. С командиром группы остались Зоя Космодемьянская и Василий Клубков.

После длительного перехода разведчики решили немного отдохнуть и изучить обстановку. Крайнов, Клубков и Космодемьянская попытались определить, где именно могут находиться немецкие часовые. До рассвета оставалось еще часа четыре.

Для того чтобы поджечь дома, в которых ночевали немцы, нужно было незаметно к ним подобраться и забросать бутылками с зажигательной смесью. Затем поджечь боевую технику фашистов. Никто из разведчиков, даже Крайнов, не знал, что приказ, в соответствии с которым специальные разведгруппы должны были заниматься поджогом уцелевших деревенских домов, в которых обосновывались фашисты, был подписан И. В. Сталиным. Для защиты Москвы приходилось использовать все средства…

Примерно в 2 часа ночи Крайнов распределил участки деревни, для каждого из бойцов уточнил задачи, еще раз напомнил, что и как делать, где группа должна собраться после выполнения задания. Напомнил, в каком направлении необходимо двигаться к своим, если возникнут непредвиденные обстоятельства. Пожелав всем удачи, командир разведгруппы приказал начать операцию.

Первые дома в деревне, где стояли две или три немецкие автомашины, должен был поджечь Крайнов. Разведчики полагали, что именно в этих домах находится штаб немецкого гарнизона. Зое предстояло поджечь дома на южной окраине деревни. В северной части должен был действовать Клубков.

Первыми загорелись дома в секторе Крайнова. В это время Зоя только приблизилась к деревенскому дому. Находившиеся в нем фашисты еще спали. Рядом с домом стояли грузовая автомашина и мотоцикл.

Девушка вытащила из сумки бутылку с горючей смесью, подожгла ее и бросила в двери дома. Пламя охватило крыльцо. Затем вспыхнули сосновые стены. Другой бутылкой Зоя подожгла автомашину, третьей – еще один дом. Все. Ее задание выполнено. Дома пылают. Девушка бросилась к лесу, где должна была встретиться с Крайновым и Клубковым…

Протокол допроса Клубкова Василия Андреевича От 11 – 12 марта 1942 г.

– Уточните обстоятельства, при которых вы попали в плен?

– 21 ноября 1941 г. я в составе группы разведчиков, красноармейца Крайнова Бориса и Космодемьянской Зои, получил задание от майора Спрогиса отправиться в дер. Пепелище и поджечь квартиры, в которых расквартирован немецкий гарнизон. Получив инструктаж, оружие «Hаган», горючую жидкость, мы в ночь на 22 ноября перешли линию фронта и в течение четырех суток пробирались к намеченному объекту. Примерно в 2 – 3 часа ночи 27 ноября мы распределили между собой участки деревни, ушли выполнять задание. Когда я подходил к зданиям, которые обязан был поджечь, то видел, что участки Космодемьянской и Крайнова загорелись.

Подойдя к дому, я разбил бутылку с «КС» и бросил ее, но она не загорелась. В это время я увидел невдалеке от себя двух немецких часовых и, проявив трусость, убежал в лес, расположенный в метрах 300 от деревни. Как я только прибежал в лес, на меня навалились два немецких солдата, отобрали у меня наган с патронами, сумки с пятью бутылками ««КС»» и сумку с продзапасами, среди которых также был литр водки. Часа в 3 – 4 утра эти солдаты привели меня в штаб немецкой части, расположенной в дер. Пепелище, и сдали немецкому офицеру.

– Почему вы не оказали немцам сопротивления?

– Меня схватили внезапно, и я не успел оказать сопротивления.

– Какие показания вы дали офицеру немецкой армии?

– Как меня только сдали офицеру, он наставил на меня револьвер и потребовал, чтобы я выдал, кто вместе со мной прибыл поджигать деревню. Я при этом проявил трусость и рассказал офицеру, что нас всего пришло трое, назвав имена Крайнова и Космодемьянской. Офицер отдал на немецком языке какое-то приказание немецким солдатам, они быстро вышли из дома и через несколько минут привели Зою Космодемьянскую. Задержали ли они Крайнова, я не знаю.

– Какие еще показания вы дали офицеру до тех пор, пока привели Космодемьянскую?

– Я показал офицеру, что я послан разведотделом Запфронта. Рассказал, что наша часть насчитывает 400 разведчиков и что она готовит и перебрасывает в тыл к немцам диверсионные группы по 5 – 10 человек. После этого в помещение ввели Зою Космодемьянскую.

– Вы присутствовали при допросе Космодемьянской?

– Да, присутствовал.

– Что спрашивал офицер у Космодемьянской и какие она дала показания?

– Офицер у нее спросил, как она поджигала деревню. Она ответила, что она деревню не поджигала. После этого офицер начал избивать Зою и требовал показаний, но она дать таковые категорически отказалась.

– К вам офицер обращался за помощью в получении признаний от Космодемьянской?

– Да, офицер у меня спросил, она ли это и что мне известно о ней. Я в ее присутствии показал офицеру, что это действительно Космодемьянская Зоя, которая вместе со мной прибыла в деревню для выполнения диверсионных актов, и что она подожгла южную окраину деревни. Космодемьянская после этого на вопросы офицера не отвечала. Видя, что Зоя молчит, несколько офицеров раздели ее догола и в течение 2 – 3 часов сильно избивали ее резиновыми палками, добиваясь показаний. Космодемьянская заявила офицерам: «Убейте меня, я вам ничего не расскажу». После чего ее увели, и я ее больше не видел.

– Вас разве не учили в разведотделе Запфронта, что в случае если вы попадете к немцам, то не должны выдавать соучастников своей группы, а также кто вы и кто вас сюда послал?

– Hас учили этому.

– Почему вы выдали Космодемьянскую?

– Как я уже показывал выше, офицер пригрозил мне пистолетом, я боялся, чтобы не быть расстрелянным.

– Как дальше с вами поступили немцы?

– После того как Космодемьянскую увели, офицер заявил мне: «А теперь будете работать в пользу немецкой разведки. Все равно вы своей Родине изменили. Мы вас подучим и пошлем в тыл советских войск». Hа предложение офицера работать в пользу немецкой разведки я изъявил желание.

Далее Клубков рассказывает, как он учился в немецкой диверсионной школе. Как его перебрасывали в феврале 42-го года в тыл к русским. Как его «раскололи» в родном разведотделе. Допрос длился 7 часов. С 22 до 5 утра. Вел его следователь HКВД Западного фронта лейтенант госбезопасности Сушко. Его подпись стоит на последней, 11-й странице. Конечно, в то время одного допроса было достаточно, чтобы расстрелять. Hо в штабе фронта хотели знать правду о судьбе Зои.

Из воспоминаний Павла Проворова (командир группы, в которую вошла Зоя):

«Каждому выдали по три бутылки с зажигательной смесью «КС» и сухой паек. Парням выдали по бутылке водки. Кое-кто взял две, это не запрещалось: ночью лес буквально трещал от мороза.

По дороге резали линии связи, ставили мины на дорогах. Удалось поджечь несколько домов в деревнях Яшино и Болдино. Шли по лесу 4 суток. Костров не разжигали, грелись химическими грелками. Hа рассвете 27 ноября группы заминировали дороги к деревне Яшино и забросали гранатами крайние избы с немцами. Завязался бой. По ребятам били с пулемета…»

Из рапорта Бориса Крайнова (боец группы Проворова):

«28 ноября дошли до Петрищева и зажгли 4 дома, но на место сбора Клубков и Космодемьянская не явились. Ждал до утра».

Больше месяца тело Зои провисело на площади – фашисты не разрешали его снимать. В ночь под Новый год пьяные солдаты искололи мертвую партизанку штыками. Зная, что от Москвы вот-вот придется отступать, подполковник Рюдерер распорядился замести следы расправы, и вечером 1 января виселицу все-таки спилили. А уже 12 января 1942 года в Петрищево вошла одна из частей 108-й стрелковой дивизии РККА.

Писатель Лидов пешком идет в Можайск — собирать материал для очередного репортажа. Разговорившись со случайным попутчиком, старым дедом, шедшим за Красной Армией, он услышал невероятную историю. Не верилось, что это быль, но дед клялся, что видел все собственными глазами, и повторял: «Ее вешали, а она речь говорила». Дело было в селе Петрищеве. И Лидов немедленно отправляется туда пешком — 20 с лишним километров. Он увидел ремни из воловьей кожи, которыми били ту, что называла себя Таней. На широких полосах клеймо «Сделано в Германии». Записаны рассказы очевидцев. О последних двух днях жизни девушки Лидов узнал все. Не знал он только ее настоящего имени. Лидов мчится в Москву. Берет разрешение вскрыть место захоронения партизанки. И опять — Петрищево. Ее фотографируют. Позже, в августе 43-го, появляется очередная запись в блокноте: «Есть много ее портретов. Все они хороши, когда на них смотришь. Но когда я закрываю глаза, вижу ее именно такой — на снегу у разрытой могилы».

На следующий день после того, как эта фотография появилась в газетах, пришли ее школьные друзья: «Мы знаем ее. Это наша Зоя. Зоя Анатольевна Космодемьянская». Месяц спустя был опубликован второй очерк Лидова «Кто была Таня?». Когда взятого в плен одного из германских садистов спросили, зачем он носил в своей сумке страшные фотографии казни, он ответил: “Не успел послать своей невесте в Германию”. Эти фотоснимки – а знающие люди говорят, что их 13, – не все опубликованы в печати или находятся в музейных экспозициях. Только пять из них общеизвестны. Остальные хранятся в секретных фондах. Они настолько страшны, что даже матери девушки-героя, ныне покойной, так и не были показаны. Хозяйка избы, в которой пытали героиню, рассказала, что четыре гитлеровца, раздев догола девушку, опрокинули её на скамейку и одновременно пороли ремнями и резиновыми дубинками.

Четыре раза раскапывалась могила нашей героини. И пять раз закапывали Космодемьянскую вновь. Это было связано с тем, что дважды она захоранивалась за деревенской околицей, а затем её останки переносились сначала в центр восстановленного после войны Петрищева, а потом в последний раз, после кремации, на правительственное Новодевичье кладбище в Москве.

 

Когда-то её любили дети советской страны

Русскую героиню той великой войны.

Когда-то на танковой стали, верность стране родной

Храня, танкисты писали: “За Зою!”, идя на бой.

 

Когда-то великий Сталин мог такое сказать:

“Немцев, что Зою пытали, в плен живыми не брать!”

Когда-то сыны и дочери своей любимой страны

По зову сердец за Зою, за Родину в битву шли!

 

Люди советские, нас через годы Зоя на бой зовёт:

     “Боритесь, не бойтесь, нас двести миллионов, –

Сталин придёт!”

 

Чего-же она свершила, чего-ж добилась она?

Себя стране посвятила, когда позвала страна.

Когда бедою-ненастьем пришёл 41-й год,

Слова её были: “Счастье… за свой умереть народ!”

 

Когда под ногти вонзали ей иглы и тело жгли,

Когда босиком выгоняли на снег и на смерть вели,

Она ни в чём не призналась, она врагу не сдалась,

Стерпела всё, не сломалась и гордо встретила казнь.

 

Голосом звонким смелая девушка нас на подвиг зовёт:

    “Боритесь, не бойтесь, всех не перевешают,     Сталин придёт!”

 

Русская великомученица, Космодемьянская,

Жизнь твою молодую оборвала петля.

А сегодня, куражась над твоею святой

Памятью, демокрады жгут её клеветой.

 

И в забытьё выталкивая светлое имя твоё,

Снова тебя пытает нынешнее ворьё,

И вслед за казнью петлёю и казнью клеветой

Казнью забвения травят образ нетленный твой.

 

Но снова честных и стойких на подвиг Зоя зовёт:

     “Бейтесь с врагом, боритесь, не бойтесь,      Сталин придёт!”

 

Люди советские, нас через годы Зоя на бой зовёт:

     “Боритесь, не бойтесь, за нами Родина      Сталин придёт!”

В конце ноября 1941 года А.Спрогис потерял не только Зою Космодемьянскую, но и вторую разведчицу – Веру Волошину.

Вера и Зоя познакомились в конце октября 1941 года. Когда Зоя прибыла в школу Спрогиса, койки девушек оказались рядом. Зоя искренне восхищалась Верой Волошиной, которая уже несколько раз побывала в тылу противника, успешно выполняя разведывательно-диверсионные задания. Вера всячески старалась помочь новой подруге освоиться с условиями жизни на фронте, овладеть личным оружием. Она понимала, что настанет время, когда им придется идти в тыл к фашистам в составе одной разведгруппы. Так и случилось 21 ноября 1941 года.

Обе они писали домой короткие письма, пытаясь успокоить родителей.

17 ноября Зоя сообщала своей матери Любови Тимофеевне:

“Дорогая мама!

Как ты сейчас живешь, как себя чувствуешь, не больна ли? Мама, если есть возможность, напиши хоть несколько строк. Вернусь с задания, так приеду навестить домой…”

В этом письме, чтобы не беспокоить мать, Зоя не сообщает о том, что 3 ноября в составе группы из 12 человек уже побывала в тылу у фашистов. Командовал группой Михаил Соколов. В группу входили опытные разведчики Иосиф Шумский, заместитель Соколова, и другие.

Боевое крещение Зоя проходила в районе населенных пунктов Шаховская и Княжьи Горы, захваченных фашистами. Группа минировала дороги, уничтожала отдельные машины с живой силой противника. Группе ставилась задача по уничтожению складов с боеприпасами, горючим и продовольствием.

В разведзадании, как всегда, имелся особый пункт. Задание считалось выполненным, если группа уничтожила 5-7 автомашин и мотоциклов; разрушила 2-3 моста; сожгла 1-2 склада с горючим и ликвидировала до 15-20 офицеров и солдат противника. В тот раз задание полностью выполнить не удалось, но и то, что успели сделать разведчики в тылу противника, прибавило немцам хлопот.

Когда в ноябре сорок первого Зоя Космодемьянская действовала в районе деревни Петрищево, где, по данным разведки, находился штаб немецкой части, Вера Волошина выполняла задание вместе с бойцами второй подгруппы в районе деревни Головково.

Что там случилось с Верой Волошиной, было достоверно установлено лишь в середине 1994 года.

Когда началась война, Вера Волошина вместе с другими студентами принимала участие в строительстве оборонительных сооружений вокруг Москвы. Об этом она и писала своей матери Клавдии Лукьяновне и родственникам, которые проживали в Кемерове:

“Дорогие!

Вы, наверное, в последнее время очень беспокоились обо мне. Я ездила по специальному заданию, как и все комсомольцы Москвы. Мы строили укрепления.

Сейчас, когда идешь по Москве и видишь лозунг: “Что ты сделал для фронта? “, то чувствуешь удовлетворение от того, что что-то сделал…

18.VIII. 41 г.”

Вскоре Вера попала в военную разведку, прошла специальную подготовку и стала выполнять задания за линией фронта.

В начале ноября 1941-го после возвращения с очередного боевого задания, группа получила возможность несколько дней передохнуть. В эти дни Вера написала домой очередное письмо.

“Дорогие мои!

Я жива – здорова, пожалуйста, будьте спокойны. Денег не высылайте.

Я вернулась с первого задания из тыла противника, теперь неделю отдыхаю…

Мамочка, если можно где-нибудь достать валенки, рукавички (те у меня порвались), если не трудно, пошлите, а то мне будет очень холодно в наших необъятных лесах. Если от кого получите письмо, – отвечайте, я всем дала ваш адрес.

В Москве все спокойно, она крепко охраняется, я сегодня туда поеду.

Мамочка, пожалуйста, поменьше думайте обо мне, со мной ничего не случится, я же родилась в рубашке, буду жить сто лет…

12.XI.41 г.”

19 ноября Вера пишет еще одн

о письмо родным в Кемерово. Оно оказалось последним…

“Мои милые!

Я все еще отдыхаю. Дня через два пойду. Писем от меня долго не будет, вы не беспокойтесь…

У нас наступила настоящая зима. О валенках не беспокойтесь, я их получу, так что мне будет тепло. Денег не высылайте.

Мамочка, вы меньше обо мне думайте.

Как у вас с продуктами? Как вы живете? Пишите чаще.

Не беспокойтесь!

Крепко целую всех.

Вера.

19.XI. 41 г.”

Через два дня Вера Волошина была в тылу у немцев…

У деревни Головково группа наших разведчиков попала в засаду. Отстреливаясь, разведчики стали отходить к лесу. Вера Волошина оказалась несколько ближе к немцам и прикрывала огнем из автомата отход группы. Раненная в плечо, она отстреливалась до последнего выстрела…

В феврале 1942 года Клавдия Лукьяновна Волошина, мама Веры, получила с фронта письмо, в котором сообщалось, что “Волошина Вера Даниловна пропала без вести при выполнении боевого задания в тылу врага”.

Только в восьмидесятые годы судьба Веры прояснилась. Раскрыть тайну ее гибели помогли писатель Георгий Фролов, студенты Московского университета потребительской кооперации, работники института полковник запаса Николай Анохин, бывший военный штурман, директор музея этого учебного заведения Антонина Булгакова. Они нашли свидетелей последнего боя Веры Волошиной с фашистами, место ее казни…

 

В конце ноября 1941 года на рассвете женщины деревни Головково пробирались лесом к совхозному полю, где искали оставшуюся свеклу и картофель. И вдруг на одинокой старой иве они увидели повешенную девушку. На теле болтались клочки изорванного белья. На простреленном плече ледяным швом застыла кровь. На теле и оголенных плечах были видны многочисленные кровоподтеки от ударов прикладами и сапогами. Имени девушки в деревне никто не знал…

В середине декабря 1941 года немцы отступили. И только тогда жители деревни смогли снять девушку с дерева и похоронить в братской могиле в селе Крюково. С тех пор прошло много лет. Однажды в деревню приехал писатель Георгий Фролов. Он привез фотографии, по которым жители деревни опознали девушку, повешенную немцами в лесу в ноябре 1941 года. Это была разведчица Вера Волошина. Нет, она не пропала без вести. Она была казнена фашистами. Спасая товарищей, Вера пожертвовала собой…

…30 ноября 1941 года немецкий солдат Вильгельм Эльман послал из одной подмосковной деревни своей девушке письмо, в котором жаловался на судьбу: “Моя любимая Цылла. Это странное письмо никакая почта никуда не доставит, и я решил отправить его со своим раненым земляком, ты его знаешь – это Фриц Заубер. Мы вместе лежали в полковом лазарете, и теперь я возвращаюсь в строй, а он едет на родину. Пишу письмо в крестьянской хате, все мои товарищи спят, а я несу службу. На улице страшный холод, русская зима вступила в свои права, немецкие солдаты очень плохо одеты, мы носим в этот ужасный мороз пилотки, и все обмундирование у нас летнее. Каждый день приносит нам большие жертвы. Мы теряем наших братьев, а конца войны не видно и, наверное, не видеть мне его. Я не знаю, что со мной будет завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых. Я думаю, что каждый немецкий солдат найдет себе здесь могилу. Эти снежные бури и необъятные поля, занесенные снегом, наводят на меня смертельный ужас. Русских победить невозможно…”

Можайское направление было одним из важнейших и в прошлом. В свое время но этому пути стремилась к Москве захватническая наполеоновская армия. Теперь, в октябре 1941 г., здесь изо дня в день, с часу на час нарастала угроза прорыва вражеских войск. Противостояли же им весьма немногочисленные силы, сражавшиеся в полосе обороны Можайского укрепленного района и теперь вошедшие в состав формирующейся 5-й армии. “По пути к месту формирования 5-й армии,— вспоминает генерал армии Д. Д. Лелюшенко, назначенный тогда се командующим,— 10 октября я заехал к начальнику Генерального штаба Б. М. Шапошникову, чтобы ознакомиться с обстановкой и поставленными перед армией задачами…

— Ваша задача, — сказал маршал Шапошников, — в кратчайший срок сформировать 5-ю армию. В ее состав прибыли пока только два полка 32-й стрелковой дивизии с Дальнего Востока. В ваше распоряжение передаются 18-я и 19-я бригады, отходящие с боями от Вязьмы, и прибывающие из Владимира 20-я и 22-я танковые бригады и четыре противотанковых артиллерийских полка. Еще четыре дивизии должны подойти в ближайшие пять — семь дней. Этими силами вы должны, опираясь на Можайский укрепленный район (где работы еще продолжаются), прочно удерживать оборону в полосе между Волоколамском и Малоярославецким шоссе и не допустить продвижения врага на Москву”.

Таким образом, кроме 32-й стрелковой дивизии, в состав 5-й армии предназначались еще четыре. Это были 110, 133, 312 и 316-я дивизии. Однако в связи с осложнением обстановки почти все они вскоре были направлены на другие участки фронта. 110, 312 и 316-я стрелковые дивизии были переданы соответственно 3, 43 и 16-й армиям. Из состава 133-й стрелковой дивизии в 5-ю армию прибыл только один стрелковый полк. Однако обстановка требовала, чтобы создаваемое управление 5-й армии 12 октября было выдвинуто на можайское направление.

Здесь следует сказать, что командование армии уже имело немалый боевой опыт. Храбрый и талантливый военачальник Герой Советского Союза генерал-майор Д. Д. Лелюшенко начал войну нa Северо-Западном фронте, где он командовал дивизией. Потом возглавляемый им особый стрелковый корпус вел тяжелые бои с превосходящими силами противника в районе Орла. Членом Военного совета 5-й армии стал П. Ф. Иванов — кадровый политработник, начавший службу в Красной Армии еще в 1927 г. Он успешно окончил Военно-политическую академию имени В. И. Ленина. К началу войны служил в 16-м стрелковом корпусе, дислоцировавшемся в Литве. Награжден одним из первых, за участие в боях на границе 26 июня 1941 г. орденом Красного Знамени.

Штаб армии возглавил В. А. Глуздовский — опытный штабной офицер. До назначения в 5-ю армию был заместителем начальника штаба особого стрелкового корпуса. Военкомом штаба 5-й армии был назначай полковой комиссар Г. А. Толокольников, который имел большой опыт партийно-политической работы в войсках. Участник гражданской войны, он обладал очень ценным качеством — умел расположить к себе людей. Г. А. Толокольников сразу же завоевал авторитет в штабе.

Теперь им предстояло применить свой опыт для организации стойкой обороны на можайском направлении. Но командование армии располагало крайне малочисленными силами, да к тому же и фортификационные работы не были закончены. В Можайском укрепленном районе были полностью готовы лишь дзоты и проволочные заграждения. Работы же по дотам были выполнены всего на 47%, причем даже готовые доты еще не были вооружены, по противотанковым рвам — на 70%, по эскарпам — на 45%.

Трудящиеся Москвы, Московской и соседних областей, особенно женщины, строившие Можайскую линию обороны, сделали все, что было в человеческих силах. Забывая про сон, еду и опасность, они рыли противотанковые рвы, сооружали блиндажи и огневые точки, ставили заграждения, нередко эти работы производились в то время, когда фашистские самолеты сбрасывали на район строительства бомбы, с бреющего полета стреляли из пулеметов и пушек. Советские патриоты построили сотни дотов и дзотов, самоотверженно трудясь во имя свободы и независимости Родины, во имя разгрома фашистских захватчиков.

Эта цель вдохновляла и весь личный состав формируемых и тут же вступавших в бой частей 5-й армии. Офицеры штаба без сна и отдыха упорно работали, собирая силы, чтобы преградить врагу путь на Москву. Одни принимали прибывающие части и выводили их в места сосредоточения, в исходные районы, а то и прямо на передний край обороны. Другие сопровождали вплоть до огневых позиций транспорты с боеприпасами, в которых везде была острая нужда, третьи держали связь с уже сражавшимися частями. Кроме того, офицеры штаба принимали людей, выходивших на широком фронте из окружения под Вязьмой, формировали из них маршевые роты и команды, направляли для пополнения в сражавшиеся части.

При всем том штабу, который и сам еще формировался, нужно было беспрерывно следить за боевыми действиями, анализировать обстановку и немедленно принимать контрмеры по отражению атак противника и укреплению обороны. Казалось, никаких сил не хватит на все то, что требовалось делать. Но горячее желание отразить натиск врага и спасти Москву удесятерило силы ее защитников.

Основной силой армии в данный момент являлась 32-я Краснознаменная Дальневосточная стрелковая дивизия — одно из старейших соединений Красной Армии. 113-й полк этой прославленной дивизии был создан в ноябре 1917 г. из рабочих Выборгской стороны революционного Петрограда. Он бил Колчака, освобождал Новониколаевск (Новосибирск) от белых, участвовал в подавлении кронштадтского мятежа. Ветераны дивизии по-прежнему любовно называли его рабочим полком. Героический путь прошел и другой полк — 17-й. Основателями его были гомельские и стародубские партизаны. Он тоже громил Колчака, но особенно отличился на Западном фронте: за массовый героизм бойцов и командиров был награжден орденом Красного Знамени.

Самым молодым в дивизии был 322-й полк, но и он уже участвовал в боях у оз. Хасан.

В сражениях у Хасана прославилась вся дивизия, ставшая Краснознаменной. 1700 ее бойцов и командиров были награждены орденами и медалями. А капитан М. С. Бочкарев, лейтенант В. П. Винокуров, механик-водитель С. Н. Рассоха, красноармеец Е. С. Чуйков стали Героями Советского Союза. Все они в суровые дни 1941 г. находились в рядах дивизии.

Ко всему этому добавим, что перед отправкой на фронт в дивизии насчитывалось 570 членов и 308 кандидатов в члены партии, 4313 комсомольцев. В пути с Дальнего Востока еще 622 человека подали заявления о приеме в партию, 440 — в комсомол. И уже перед боем на Можайском рубеже партийные организации дивизии получили еще 219 заявлений. 13 октября 1941 г. было знаменательным для 133-го легко-артиллерийского полка, ставшего в этот день целиком партийно-комсомольским.

Нужно ли говорить, какой высокий боевой дух владел всем личным составом дивизии!

Кроме двух полков этой дивизии — 17-го и 113-го (322-й прибыл позднее), в полосе обороны Можайского укрепленного района находились в то время лишь 230-й учебный запасный полк двухбатальонного состава, батальон 27-го запасного полка и батальон курсантов Московского военно-политического училища имени В. И. Ленина. Оперативно они были подчинены командиру 32-й стрелковой дивизии полковнику В. И. Полосухину.

Генерал Лелюшенко с целью усиления обороны 32-й стрелковой дивизии расположил вдоль Можайского шоссе у населенного пункта Аксакове 19-ю и на автостраде Минск — Москва 18-ю танковые бригады. Обе дороги были прикрыты минными полями и заграждениями. Кроме того, на танкоопасном направлении командующий армией поставил в боевые порядки 32-й стрелковой дивизии три противотанковых артиллерийских полка —121, 367 и 421-й. Реактивную артиллерию расположил на огневых позициях в районе Псарево — Кукарино — Сивково, планируя использовать ее для удара по скоплениям войск противника. Разведка на довольно широком фронте была возложена на 36-й мотоциклетный полк.

В своем резерве командарм оставил 20-ю танковую бригаду и 209-й противотанковый артиллерийский полк, расположив их в районе перекрестка дорог восточнее Артемки.

При таком незначительном количестве войск у 5-й армии, естественно, не было возможности создать необходимые тактические плотности на 45-километровом фронте. Эта трудность усугублялась еще и тем, что фланги армии были открыты. Разрыв между ее фронтом и Волоколамским укрепленным районом достигал 13 км, Малоярославецким — 22 км. Эти промежутки командование армии прикрывало справа отрядом особого кавалерийского полка, слева — небольшими подвижными истребительными отрядами. Их сил было явно недостаточно. Более значительными резервами тогда не располагало ни армейское, ни фронтовое командование.

Но несмотря на свою малочисленность и огромное превосходство сил противника, воины 5-й армии были преисполнены решимости не пропустить его к Москве. Они поклялись отстоять столицу любимой Родины. И клятву свою сдержали.

Раннее утро 13 октября хмуро осветило широкую равнину с раскинувшимися на ней осенними полями и лесами, с притихшими, настороженными деревушками. С запада па восток ее пересекли две магистрали — железнодорожная и автомобильная, тоже пустынные в этот час. Но вдруг послышался гул, сначала отдаленный, нотой все ближе, и вот уже стали видны идущие по автостраде танки с черными крестами.

Таким было в то утро знаменитое Бородинское поле, вновь, как более века с четвертью назад, полное тревожного ожидания битвы.

Накануне воины 5-й армии, занявшие оборону в полосе Можайского укрепленного района, поклялись на Бородинском поле, что не пропустят врага к Москве. Командир 32-й стрелковой дивизии полковник В. И. Полосухин, стоя у памятника Кутузову, откуда он вместе с офицерами своего штаба наблюдал выход частей на рубеж обороны, взволнованно сказал:

— Священное место. На этом место нельзя плохо драться с врагами. На атом историческом месте мы должны драться с фашистами так, чтобы вся наша страна знала потом не только Бородино 1812 г., но также и Бородино 1941 г.

В тот день, обходя войска, он заглянул в Бородинский военно-исторический музеи и в книге отзывов, в графе о цели приезда, написал: “Приехал Бородинское поле защищать”.

И вот настал час битвы.

Командующий 4-й танковой группой генерал Гёппнер меньше всего ожидал встретить отпор на Бородинском поле. После захвата Уваровки и Хващевки он решил без промедления двинуть моторизованную дивизию СС “Райх” на Можайск. Его расчеты овладеть этим городом с ходу основывались, видимо, на уверенности, что впереди больше нет советских войск. Пожалуй, только тем и можно объяснить поведение передового отряда этой дивизии, появившегося ранним утром 13 октября на автостраде Минск — Москва невдалеке от дер. Ельня: танки противника шли по два в ряд, и над их люками были видны головы танкистов.

Теперь этому можно не удивляться, так как уже достаточно хорошо известно, что именно в те дни враг уверовал в близость своей победы. “…Наступление фюрера разгромило Красную Армию,— было объявлено в начале октября 1941 г. в Берлине,— исход предрешен…”.

Но это, конечно, не имело ничего общего с действительностью, как и показали дальнейшие события. Советские воины твердо решили защитить Москву, если понадобится, ценою своей жизни.

Такую клятву дал и личный состав боевого охранения 2-го батальона 17-го стрелкового полка. Усиленное взводом противотанковых пушек, оно только что оседлало автостраду в узком месте на подступах к Ельне и с ходу приготовилось как следует встретить врага.

В осеннем парке городском

Вальсирует листва берез,

А мы лежим перед броском –

Нас листопад почти занес,

Занес скамейки и столы,

Занес пруда бесшумный плес,

Занес холодные стволы

И бревна пулеметных гнезд.

А на затвор легла роса,

И грезится веселый май,

И хочется закрыть глаза,

Но ты глаза не закрывай.

Не закрывай – кричат грачи, –

Там сквозь березовый конвой

Ползет лавина саранчи

На город за твоей спиной !

И ахнет роща, накренясь,

Сорвутся птицы в черный дым,

Сержант лицом уткнется в грязь,

А он таким был молодым!

И руки обжигает ствол –

Ну сколько можно лить свинец?

Взвод ни на пядь не отошел,

И вот он, вот уже конец!

Развозят пушки на тросах,

Все говорят: вставай, вставай …

И хочется закрыть глаза,

Но ты глаза не закрывай.

Не закрывай кричат грачи,

Ты слышишь, потерпи, родной …

И над тобой стоят врачи,

И кто-то говорит: “Живой !”

Первый выстрел по головному фашистскому танку сделал из своего орудия расчет в составе сержанта Д. П. Харинцева, В. П. Кравцова и И. С. Забелина. Стальная громадина с черным крестом вздрогнула н, заскрежетав гусеницами, замерла. Через .мгновение она уже пылала. Почти тотчас же загорелся второй танк, а вслед за ним и третий, окончательно загородив собой в дефиле дорогу напиравшим сзади танкам.

Придя в себя от неожиданности, гитлеровцы открыли бешеный огонь по отважным воинам боевого охранения. В атаку на них пошла мотопехота. Но натиск был отбит, и .мотопехота отступила, оставив у горящих танков множество убитых.

Враг численностью и вооружением превосходил наше боевое охранение, поэтому в конце концов танкам противника удалось достичь траншей 2-го батальона 17-го стрелкового полка, Неся большие потери, гитлеровцы прорвали его оборону. Но вскоре дерзкой контратакой батальона под командованием храброго и решительного командира капитана П. И. Романова были отброшены.

Противник, однако, не примирился с этим. В тот день он дважды атаковал батальон капитана П. И. Романова. Но неизменно откатывался, оставляя на ноле боя десятки трупов и подбитые танки.

Потерпев неудачу у дер, Ельня, командование дивизии “Райх” перенесло свои удары на соседние участки обороны. Враг двинулся на Логиново (1 км севернее Ельни), где он намеревался захватить переправы через Москву-реку у Аксаново. Одновременно он нанес удар на Юдинки (южнее Ельни), в стык 17-го стрелкового полка и батальона курсантов Московского военно-политического училища имени В. И. Ленина, стремясь здесь обойти 32-ю стрелковую дивизию и снова, уже у нее в тылу, вырваться на автостраду Минск — Москва.

Бой разгорелся по всему фронту. Отважно и умело действовал нa левом фланге дивизии батальон курсантов. Будучи поддержан артиллерийским огнем, он дружной контратакой отбросил противника. На правом же фланге 32-й стрелковой дивизии ее 113-й стрелковый полк еще не успел полностью занять оборону на своем участке, чем и воспользовались фашисты. Прорвавшись на этом участке, они устремились на Аксаново.

В этот опасный момент стремительно и смело действовали части 19-й танковой бригады полковника С. А. Калиховича. Совместной контратакой с доблестной 9-й стрелковой ротой 113-го стрелкового полка они отбросили врага к населенному пункту Беззубово. Положение на участке обороны этого полка было восстановлено.

Получив отпор на флангах войск 5-й армии, противник усилил удары с воздуха. Во второй половине дня 13 октября его авиация бомбардировала Фомкино, Бородино, Татарино, Ельню и Юдинки. Во всех этих населенных пунктах запылали пожары. Тем временем вражеские танки и мотопехота атаковали Фомкино, расположенное в четырех километрах севернее Ельни. Целью этого удара было разобщить войска армии, а затем уничтожить ее по частям.

Но и на этот раз противник успеха не имел. Так закончился первый день боев рождавшейся вновь 5-й армии с немецко-фашистскими войсками. Когда густые сумерки опустились на землю, генерал-майор Д. Д. Лелюшенко доложил командующему Западным фронтом генералу армии Г. К. Жукову, что все атаки врага отбиты с большими для него потерями.

Тревожной была ночь на 14 октября. Пользуясь ненастьем, вражеское командование подтягивало силы для нового удара. Всю ночь на фронте армии не прекращался бой, Разведка противника стремилась проникнуть в наш тыл. Активизировались и наши разведывательные и поисковые группы, а также действовавшие в расположении врага истребительные отряды.

Вскоре стало ясно, что гитлеровцы, готовясь к новому наступлению, сосредоточивали основные силы против 17-го стрелкового полка. Это предвещало опасность прорыва противника вдоль автострады. И потому всю ночь, не смыкая глаз, командование и штабы армии, ее соединений н частей стягивали к переднему краю силы и средства, прибывавшие из резерва Западного фронта, готовили их к новым тяжелым боям.

Утро 14 октября началось с ударов вражеской авиации по переднему краю от Бол. Гаретово до Карженя. Особенно интенсивной бомбардировке и одновременно мощному огневому налету артиллерии, длившемуся целый час, подвергся участок 17-го стрелкового полка.

Вслед за тем 2-й батальон этого полка был атакован полком пехоты с танками. На этот раз основной удар пришелся по 4-й роте. Казалось, враг решил смести ее с лица земли. По рота стойко удерживала свои позиции. Тогда противник, пытаясь обойти батальон с юга, атаковал па участке Юдинки — Каржень. Но здесь его удары были отбиты батальоном курсантов Московского военно-политического училища имени В. И. Ленина.

Потерпев неудачу, фашистское командование, однако, продолжало одну за другой атаки на стыке 2-го батальона и батальона курсантов. Вводя в бой свежие силы, противник, наконец, сумел здесь прорваться. Ему удалось проникнуть в стык того же 2-го батальона с 1-м, оборонявшимся севернее автострады Минск — Москва.

Теперь 2-й батальон был зажат с трех сторон в полукольцо. Казалось, у него не осталось ни малейшей возможности не только удержать свои позиции, но и избежать окружения. Но мужество, героизм советских воинов оказались сильнее вражеских танков. Когда гитлеровцы, увидев тяжелое положение 2-го батальона, выслали к его командиру капитану П. И. Романову парламентера с предложением сдаться, советский офицер гордо ответил: “Хасановцы в плен не сдаются”. И добавил: “А вы забудьте думать о Москве и поскорее уходите отсюда! Иначе мы вас всех уничтожим”.

Перепуганный парламентер бросился наутек, а Романов обратился к солдатам и командирам батальона с речью, которая передавалась по цепочке и состояла всего лишь из нескольких слов: “Товарищи, выполним свой долг перед Родиной!” И воины 2-го батальона во главе со своим отважным командиром-коммунистом, находясь во вражеском кольце, стойко отбивали не прекращавшиеся ни днем, ни ночью атаки врага. В этих боях капитан Романов был ранен, но остался в строю и продолжал руководить обороной своего доблестного батальона.

Одновременно с окружением 2-го батальона противник прорвал оборону 1-го батальона и ринулся в направлении Утицы. Положение 17-го стрелкового полка становилось критическим. Только 1-я рота его 1-го батальона оставалась на пути врага. Представлялось невероятным, чтобы она сумела сдержать натиск многократно превосходящих сил гитлеровцев. Но именно этот подвиг она и совершила.

В то время в 1-й роте находились комиссар полка батальонный комиссар П. Н, Михайлов и начальник штаба капитан Б. К. Плаксин. Они сражались плечом к плечу с воинами роты. И глядя на них, в атаку поднимались все. кто только мог держаться на ногах. Но вот на позицию 1-й роты обрушился еще более мощный шквал огня, а вслед за тем на нее вновь двинулись танки врага с пехотой.

Противостоять им, казалось, уже не было сил. Но нет, нашлась такая сила! То была могучая всепобеждающая моральная сила советского солдата. Рота не дрогнула. Сражались даже тяжелораненые. И когда натиск врага начал ослабевать, батальонный комиссар П. Н. Михайлов бросил клич:

— Коммунисты, за мной!

И взмахнув автоматом, первый ринулся в контратаку. За ним бросились вперед капитан В. К. Плаксин, командир роты старший лейтенант Николай Баруткин, политрук Ефим Гречишин, комсорг Алексей Евсеев, а затем и вся рота.

Бой был неравный, и рота понесла большие потери, но позиции свои не сдала.

После того как была отбита и эта атака врага, гитлеровцы направили свои усилия на узкий участок фронта между Можайской дорогой и автострадой Минск — Москва. Там занимал оборону 3-й батальон 17-го стрелкового полка. На него и обрушился очередной удар. Он был нанесен, как и прежде, превосходящими силами танков и мотопехоты при поддержке авиации, непрерывно бомбившей боевые порядки оборонявшихся. Подразделения батальона сразу же понесли большие потери. А к концу боя в полковой противотанковой батарее у первого орудия остался только командир расчета сержант Д. П. Харинцев, из второго вел огонь командир батареи старший лейтенант В. К. Полибин. С ними был политрук А. И. Сазонов, управлявший огнем. Полибин и Харинцев подбили шесть вражеских танков. Но фашистам все же удалось пробить брешь в обороне батальона, В нее и устремились танки и мотопехота.

Ворвавшись таким образом в глубину обороны 32-й стрелковой дивизии, гитлеровцы нарушили здесь связь и управление. Вскоре они окружили командный пункт 17-го стрелкового полка, где находилось полковое знамя. Последовал ожесточенный бой, в котором смертью храбрых пали почти все защитники знамени. В живых остался лишь сержант А. Жданов. Он продолжал вести огонь по наседавшим фашистам, но и его силы были на исходе.

В эти минуты к месту прорыва прибыли комиссар дивизии Г. М, Мартынов и заместитель начальника политотдела С. В. Ярцев. Во главе небольшой группы бойцов они пробились на командный пункт, где к ним присоединился сержант А. Жданов. После короткого боя в окружении смельчаки улучили удобный момент и начали прорываться на соединение с главными силами дивизии. Каждый шаг навстречу своим брался с бою. Горсточка отважных воинов вырвалась из вражеского кольца, отстояв знамя полка.

Наращивая силы, враг шаг за шагом, ценою огромных потерь продвигался вперед. К середине дня он овладел населенными пунктами Утица и Артемки. Оттуда противник угрожал прорывом на наблюдательный пункт полковника В. И. Полосухина, находившийся на высоте в треугольнике исторических мест — Батареи Раевского, Шевардино и Багратионовых флешей.

Но к тому времени одна за другой стали подходить части, прибывавшие эшелонами на Можайск и сразу же выдвигавшиеся на фронт.

Первым подошел отдельный разведывательный батальон (ОРБ) под командованием майора Н, А. Корепанова. Полковник В. И. Полосухин без промедления направил его в бой, поставив задачу выбить противника из Артемки. Батальон, поддержанный всей артиллерией дивизии, с ходу ударил по врагу, выбросил его из этого населенного пункта и закрепился на высотах западнее Артемки.

Вскоре к нему присоединился отряд, сформированный командиром дивизии из остатков своего резерва. Командиром этого отряда был назначен майор В.П. Воробьев, комиссаром — секретарь партийной комиссии дивизии батальонный комиссар К. А. Ефимов.

Необходимо было парировать удар противника через Утицы. С этой целью полковник Полосухин выдвинул туда только что прибывший со ст. Можайск 3-й стрелковый батальон 322-го стрелкового полка. Ему было приказано выбить врага из Утицы и прочно прикрыть это направление. Батальон с честью выполнил поставленную задачу: неожиданным ударом с севера овладел селом, уничтожив часть гитлеровцев, а остальных обратив в бегство.

Почти одновременно с прибытием задержавшихся в пути частей 32-й стрелковой дивизии стали подходить направленные из резерва фронта в распоряжение командарма артиллерийские противотанковые полки. Первые два сразу же были переданы полковнику Полосухину, который направил их на усиление 3-го стрелкового батальона 322-го стрелкового полка, ОРБ майора Корепанова и отряда майора Воробьева.

Благодаря этому они смогли тотчас же совместно ударить по противнику, опрокинуть его и уже в сумерки отбросить к Рогачеву и Ельне. Вслед за тем части майоров Корепанова и Воробьева двинулись на выручку батальона капитана Романова, сражавшегося в окружении на автостраде у Ельни.

К вечеру со станции выгрузки подошел и 2-й стрелковый батальон 322-го стрелкового полка, возглавляемый капитаном Б. А. Щербаковым. По приказу комдива он был выведен прямо с марша в район Доронино, что в 4,5 км северо-западное Утицы. Там батальон капитана Щербакова был усилен дивизионом артиллерии и получил задачу: ночной атакой с севера ударить во фланг прорвавшемуся вражескому мотополку, отбросить его за р. Ельню и овладеть Рогачевом.

Проведя тщательную разведку противника, капитан Щербаков вывел свой батальон и артиллерию на исходный рубеж для атаки. Это были западная опушка леса и перелески севернее Рогачева. Отсюда в ту же ночь батальон нанес внезапный удар по врагу, засевшему в Рогачеве, выбил его из этого городка, Противник отступил, понеся значительные потери в людях и боевой технике. В частности, он оставил в Рогачеве 21 подбитый танк.

Фашистские войска, собравшись с силами, могли попытаться выйти в тыл 2-му батальону. Поэтому по приказу комдива капитан Щербаков, прикрыв Рогачев боевым охранением, отвел свои подразделения на вышеупомянутую западную опушку леса, но уже восточнее городка, в полутора километрах от него.

За ночь выпал обильный снег. Он прикрыл следы жестоких боев. Но ненадолго. Как только забрезжил рассвет, вновь ожило Бородинское поле, по всему фронту армии заполыхал артиллерийский и минометный огонь, задрожала земля под тяжестью массы наступавших танков, воздух наполнился зловещим гулом фашистских самолетов.

На этот раз враг наносил основной удар в направлении Утицы. В полосе между железной дорогой и автострадой Минск — Москва двинулись его главные силы, в составе которых были 5-я и 10-я танковые дивизии. Им противостояло несравненно меньше сил — батальоны майора Корепанова и капитана Щербакова, отряд майора Воробьева и остатки 18-й танковой бригады полковника А. С. Дружинина. Советские воины сражались самоотверженно, героически. Они защищали каждую пядь родной земли. И хотя их было мало, а враг наступал массой танков с пехотой, поддерживаемой крупными силами артиллерии и авиации, все же ему лишь ценой больших потерь удалось подавить их сопротивление.

Тяжелый урон понес он и после своего выхода непосредственно к огневым позициям артиллерии 32-й стрелковой дивизии. Здесь в единоборство с десятками танков врага в числе других вступила батарея лейтенанта Н. П. Свешникова. Расчет сержанта К. А. Попова первыми выстрелами прямой наводкой подбил два танка. Самоотверженно сражался наводчик Д. С. Терентьев.

Даже когда его тяжело ранило в глаз, он не отходил от орудия, пока не упал, потеряв сознание. Тогда на его место встал сержант Попов. Он тут же в упор расстрелял еще два танка.

Но героизм наших воинов не мог сломить громадного численного превосходства противника. Защитники Бородинского поля о упорными боями начали отходить: батальон капитана Щербакова — к железной дороге, на Шевардино и на станцию Бородино, а отряд майора Воробьева вместе с разведывательным батальоном — к Артемкам. Бой здесь продолжались весь день. Артемки, например, три раза переходили из рук в руки, но в конце концов остались за батальоном майора Корепанова и отрядом майора Воробьева.

Таким образом, к исходу 15 октября противник, не добившись решительного успеха, все же вклинился в оборону 32-й стрелковой дивизии. Угроза прорыва врага к Можайску и на автостраду становилась все более реальной.

Во время боев вечером 15 октября танкам и мотопехоте врага удалось было прорваться даже к командно-наблюдательному пункту армии, расположенному на Бородинском поле, севернее дер. Артемки. Находившийся там командарм направил все усилия на то, чтобы остановить противника или хотя бы задержать его продвижение. С этой целью он ввел в бой на Бородинском поле, а также на автостраде, где враг вновь усилил нашим, только что подошедшие из резерва фронта части. Это были отряд пограничников, два артиллерийских противотанковых полка, дивизион “катюш”, огнеметная рота и стрелковый батальон 133-го сводного стрелкового полка, прибывший но железной дороге из-под Калинина.

В момент прорыва противника командарм немедленно организовал из находившихся с ним офицеров и охраны боевой отряд во главе с подполковником С. Н. Переверткиным для прикрытия командно-наблюдательного пункта.

В последовавшем за этим бою генерал Д. Д. Лелюшенко был ранен, но продолжал руководить войсками до тех пор, пока не вынужден был убыть в госпиталь в г. Пушкино.

В командование 5-й армией вступил генерал-майор артиллерии, впоследствии Маршал Советского Союза Леонид Александрович Говоров, бывший перед этим командующим артиллерией фронта. Уже через несколько часов генерал Говоров выехал в район Артемки, на наиболее угрожаемое направление.

В течение ночи на 16 октября немецко-фашистское командование подтянуло к фронту обороны 32-й стрелковой дивизии части 9-го армейского корпуса. Наутро они были вместе с силами 40-го моторизованного корпуса брошены в наступление против войск 5-й армии и левого фланга 16-й армии. Цель удара была прежняя — во что бы то ни стало прорваться к Москве.

В полосе 5-й армии самые ожесточенные бои развернулись на участке Шевардино — ст. Бородино, а затем и на Бородинском поле. Здесь противник, массированно применяя танки, намеревался двумя ударами — на Псарево, Криушино, а также на Бородино, Горки — пробиться к Можайску и к автостраде, расчленить здесь силы армии и этим парализовать ее сопротивление. Одновременно враг частью сил продолжал наступление на Гаретово, Бели, Перещаново, обороняемые 113-м стрелковым полком, и — вдоль автомагистрали — на Артемки.

На Бородинском поле напряжение боя также с каждой минутой нарастало. Противник нес большие потери, но шаг за шагом продвигался вперед. Чтобы остановить здесь рвавшегося к Можайску врага, полковник В. И. Полосухин ввел в бой на участке 322-го, стрелкового полка свой последний резерв — стрелковый батальон. Получив такое подкрепление, полк под командованием майора Г. С. Наумова внезапно контратаковал противника, и враг, не выдержав удара, откатился за железную дорогу. Воспользовавшись этой короткой паузой, командир дивизии вывел из боя в свой резерв основательно поредевший батальон капитана Щербакова.

Но пауза была короткой. Собрав в кулак 285-й пехотный полк и усилив его 60 танками, противник снова перешел в наступление.

В результате многочасового ожесточенного боя гитлеровцы овладели железной дорогой и от; Бородино. Тут же они стали наступать на Семеновское, нанося удар по левому флангу 322-го стрелкового полка. Враг подходил к тому месту, где в 1812 г. стояла батарея Раевского, а теперь занимал огневые позиции артиллерийский дивизион капитана В. А. Зеленова из состава 133-го легко-артиллерийского полка.

Совсем рядом находился наблюдательный пункт, с которого продолжал руководить боем командир дивизии В. И. Полосухин. На помощь сражавшемуся 322-му стрелковому полку он вновь бросил .батальон капитана В. А. Щербакова, немного пополненный за счет воинов, вырвавшихся из окружения. Этот батальон во главе со своим храбрым командиром с такой силой ж яростью . ринулся в штыковую контратаку на эсэсовский батальон, что тут же опрокинул и погнал его к Шевардино. Затем эсэсовцы были выбиты и из этого населенного пункта, а их остатки отброшены за реку у Доронино.

В этом бою замечательный подвиг совершил дивизион капитана Зеленова; О его героизме можно судить по действиям одной из батарей дивизиона. Командовал ею старший лейтенант Н. П. Нечаев. Бесстрашные артиллеристы противостояли танкам наступавшего противника, уничтожая их огнем прямой наводки.

Особую доблесть и отвагу проявил расчет сержанта Алексея Русских. Из своего орудия он подбил пять танков. Но вот смертельно ранен командир расчета, .Вслед за ним вражеский огонь сразил заряжающего и подносчиков. У орудия остался лишь наводчик комсомолец Федор Чихман. Действуя за весь расчет, отважный артиллерист поджег три танка. Тогда на него пошел еще один фашистский танк. Но Чихман и с ним вступил в единоборство. Тут осколком снаряда Федору оторвало правую руку. Собрав последние силы, боец левой рукой заложил снаряд в орудие и выстрелил. Танк, покачнувшись, замер на месте.

Отважно сражался весь дивизион. Его орудийные расчеты вели меткий уничтожающий огонь до последнего снаряда.

За Артемки, как и накануне, самоотверженно сражались воины отряда майора Воробьева и разведывательного батальона майора Корепанова. Их поддерживали танкисты полковника Дружинина, а также введенной в тот день в бой 20-й танковой бригады полковника Г. П. Антонова. Танков у них было мало, и потому трудно было ожидать, что они окажут существенную помощь в бою с врагом.

Однако отважные танкисты нашли способы эффективной борьбы и даже при таких условиях сыграли важную роль в этом бою. Искусно маскируясь и действуя как подвижные огневые точки и из засад, наши танки маневрировали на поле боя, вели губительный огонь но мотопехоте и танковым десантам гитлеровцев и уничтожили немало фашистских танков. Основная же тяжесть борьбы с танками врага легла на артиллерийские подразделения, приданные отряду майора Воробьева.

Наибольшего напряжения достиг бой на участке разведывательного батальона. Здесь дело доходило до рукопашной. В середине дня противник прорвался к Артемкам, и тогда В. П, Воробьев и Н. А. Корепанов повели своих воинов в контратаку. В тот момент, когда командир разведывательного батальона держал в руке готовую к броску гранату, в нее попала вражеская пуля. Граната взорвалась и оторвала у майора Корепанова кисть руки. Мужественный командир разведчиков продолжал сражаться, пока не потерял сознание.

В этом бою гитлеровцы снова были отброшены от дер. Артемки.

В отряд майора Воробьева прибыл генерал Л. А. Говоров, здесь находились также начальник штаба 32-й стрелковой дивизии полковник А. Н. Васильев и комиссар дивизии полковой комиссар Г. М. Мартынов. Выслушав их доклады и ознакомившись с обстановкой в районе Артемки, командарм счел необходимым направить подкрепление сражавшимся здесь частям. Тут же он усилил отряд майора Воробьева батальоном 133-го сводного стрелкового полка и гвардейским минометным дивизионом. Им, а также 18-й и 20-й танковым бригадам было приказано выполнять ранее поставленную задачу: стойко оборонять автостраду — главную дорогу на Москву.

Во второй половине 16 октября в этом районе, как и на всем Бородинском поле, танки и пехота противника вновь бешено атаковали. Они упорно пытались прорвать оборону 5-й армии. И то, что она преграждала им путь па самом кратчайшем направлении к Москве, делало их атаки все более яростными.

Ненадолго утихнув, бой возобновился с еще большей силой утром 17 октября. Рассвет этого дня затуманился по всему фронту армии пороховым дымом. Опять задрожала земля от грохота рвущихся снарядов, мин, авиабомб. Правофланговые части 32-й стрелковой дивизии, взаимодействуя на Можайской дороге и у Гаретово с 19-й танковой бригадой полковника С. А. Калиховича, несмотря на свою малочисленность, героически отражали натиск гитлеровских захватчиков, не допуская их прорыва к Можайску с северо-запада.

Ожесточенное сражение развернулось и на Бородинском поле. Перейдя в наступление на участке батальона капитана В, А. Щербакова, гитлеровцы с остервенением штурмовали его передний край у Шевардино. Но и теперь, когда этот батальон был ослаблен потерями в предшествующих боях, он вместе с артиллеристами батареи старшего лейтенанта Н. П. Нечаева с прежней стойкостью удерживал свои позиции. Все атаки противника были отбиты. И только к исходу дня по приказу командования батальон капитана Щербакова и артиллеристы отошли к населенному пункту Семеновское.

Здесь, отражая яростные атаки врага, стоял насмерть героический дивизион В. А. Зеленова. “Ни шагу назад!” — поклялись артиллеристы. И они свято выполнили свою клятву. Дважды дивизион отбрасывал наседавшего врага. Но и артиллеристов в строю оставалось все меньше. Вот стал к орудию сам капитан Зеленов. И вновь атака фашистов была отбита. Однако при этом был смертельно ранен командир дивизиона. Последние его слова были: “Ни шагу назад, товарищи!”

Троицкое городище в Можайском районе.

Владимир Куковенко.

Сбережения исторического прошлого.

Действительно, давайте призадумаемся (после прочтения этой статьи – гл.ред.), насколько хорошо мы знаем настоящую историю и уделяем ей должное внимание?…


В Московской области статус охранных объектов имеют, примерно, 6.5 тысяч памятников истории, культуры и архитектуры. Более точной цифры не может назвать  даже недавно возрожденное  и вновь подвергшееся преследованию  общество ВООПИК. Из этого списка каждый год исчезает по несколько сотен  культурно-исторических памятников. Основная причина утраты – почти не контролируемая застройка и алчность застройщиков. Среди этих памятников числятся и городища, которых не более двух десятков на всю область.  Вот именно о них и пойдет речь.

Я живу в Можайске, поэтому наиболее знаю можайские древности и наиболее болею душой за их разрушение.   Городищ в нашем районе  три, и  ни одно из них не исследовано археологами  полностью. Например, Гальчинское городище было исследовано на площади всего  40 м2, хотя вся его площадь порядка нескольких гектар. Не раскопано полностью Троицкое городище и Тушков городок, но уже есть опасение, что они в скором времени могут исчезнуть. Поэтому, пока не поздно, эти памятники надо спасать.

Как можно их спасти? Самое простое – законсервировать их, защитить от возможного разрушения и застройки. Но есть и другой путь – восстановление этих городищ в первоначальном виде и превращение их в туристические объекты.

Занимаясь сбором и накоплением исторических материалов для своего сайта «Можайское историческое общество», я не нашел ни одной реконструкции городища не только по Можайскому району, но  и по всей Московской области.  Трудно судить, что тому причиной – то ли отсутствие интереса к славянским поселениям эпохи раннего железа, то ли отсутствие таланта художника-реконструктора. У меня такое ощущение, что живший сто лет назад Аполлионарий Васнецов был единственным архитектором и художником, кто проявлял интерес к древнерусской  архитектуре и отображал ее на своих полотнах. Весьма прискорбно, что деятельных последователей и подражателей у него  не оказалось.

Возможно, многие сочтут, что эти городища не представляют из себя особой ценности ни в культурном, ни археологическом, ни в архитектурном смысле. Мол, жили примитивные древние племена и строили примитивные деревянные жилища и укрепления, которые не представляют из себя ничего интересного. Но надо помнить, что эти городища так и не были раскопаны по всей площади и, поэтому на основании имеющихся скудных материалов трудно судить, что они представляли собой в  архитектурном плане.  Когда я посещал Тушков городок и Гальчинское городище, которые стоят на крутых берегах Москвы-реки и Протвы, то пришел к убеждению, что их строители должны были обладать большой фантазией и искусством деревянного строительства, чтобы  вписать свои крепости в  сложный рельеф. И воображение рисовало мне живописные башни и стены, мощные оборонительные валы и сложные спуски по крутому берегу к речной пристани.   Остается сожалеть, что археологи, раскапывавшие эти древние памятники, так и не смогли представить в рисунках их предполагаемый вид.

В России нет реконструкций подобных древних деревянных поселений. Но вот в Польше, Германии и Латвии  такие реконструкции  пользуются популярностью и всемерно  поддерживаются властями.  Причем, эти реконструкции делаются не только на бумаге, но и в дереве и в натуральную величину.  И, как кажется, сделаны они  весьма удачно, что и превратило их в популярные объекты для посещения. 

Германия

Gross Raden. Мекленбург – Передняя Померания

1

Реконструкция одной из славянских крепостей.

2

Этот тип древних укреплений носит название   «круглые крепости».

3

5 4

Дольна Лужица, замок в Радуше, фед. земля Brandenburg

6

Лодка носит название «Сварог»

7

Фольклорный ансамбль

Справка

Находящаяся под Берлином славянская крепость Раддуш была возведена в IX–X веках предками современных лужичан, или лужицких сорбов, – неассимилированного славянского населения восточной части Германии. Эта крепость, представляющая собой круглое оборонительное сооружение, служила в своё время местному населению в качестве убежища от многочисленных врагов. Крепость была сооружена из деревянных стволов, вокруг неё был выкопан ров, заполненный водой. Внутренние помещения деревянной конструкции были заполнены песком, землёй и глиной. В Нижней Лужице было около сорока таких крепостей.

В 963 году немецкий маркграф Геро захватил практически всю Нижнюю Лужицу, что привело к полной утрате оборонного   значения крепости в Раддуше. Строение постепенно приходило в упадок, однако ещё в начале XX века отчётливо распознавалось как кольцевидное деревянное сооружение.

Ровно десять лет назад (2003 г.) завершилась реконструкция макета этой крепости, находящейся близ города Фечау, частью которого сегодня является деревня Раддуш. Современное сооружение выполнено при помощи технологии, очень близкой к технологии древнего времени.  В крепости находится музей, где представлена постоянная экспозиция «Археология в Нижней Лужице», рассказывающая об истории региона за последние 12 000 лет.

Дуппель

8

Реконструкция славянского поселения

Польша

9

г. Волин. Ворота древнего поселения

Латвия

11

Реконструкция деревянного замка ливов

0

Деревянный замок земгалов

Эти реконструкции дают представление о том, что древние укрепления не были примитивными по своей архитектуре и техническим решениям.  Не знаю, насколько архитекторы и археологи  приблизились к подлиннику, но их реконструкции  привлекают множество туристов – многим хочется окунуться в атмосферу древней жизни и быта.

В России подобных реконструированных городищ нет. То, что простроено в наши дни в  Москве (Измайловские пряничные терема) и в Липецке (две деревянных крепости), можно отнести к неким архитектурным фантазиям, не имеющих исторических прототипов. Деревянная крепость в Суздале (декорация к фильму «Царь»), так же не являются реконструкцией конкретной древней постройки. Поэтому восстановление (хотя бы и приблизительное) одного из подмосковных городищ  видится весьма необходимым и весьма полезным в деле сохранения нашего культурного наследия и приобщения наших детей к истории. Если в такой постройке разместить еще и музей славянских древностей, и привлечь какие-то фольклорные группы, то можно надеяться и на значительную финансовую отдачу.

Как объект будущей реконструкции для меня наиболее привлекательно Троицкое городище. Когда его раскапывали в 60-х годах, то нашли грузики с непонятными черточками и знаками. Не так давно один энтузиаст вновь вернулся к этим находкам, изучил их и сделал вывод, что это – дохристианская славянская письменность. Если это так, то Троицкое городище приобретает не только историческую ценность, но и культурную. Притом, весьма значительную, которую непозволительно игнорировать. Это славянская Троя по своему значению.

Интересно и Гальчинское городище, которое, как я предполагаю, было одним из поселений племени голядь. Голядь – самый загадочный народ Подмосковья, происхождение которого теряется в веках. Возможно, что голядь пришла сюда с берегов Балтийского моря, вытесненная тевтонами. Там это племя называли  галиндами.  Но Карамзин относил голядей к немецким племенам. Тогда их надо отождествлять с готами, которые в V  веке нашей эры мигрировали из Скандинавии к берегам Черного моря.

Эти загадки, оставленные нам историей, являются золотым фондом нашего исторического наследия, и достойны не только пристального внимания, но и тщательного сбережения. Можайское историческое общество не может оставаться равнодушным в этих вопросах и приступает к осуществлению проекта по воссозданию одного из городищ. Еще предстоит решить множество вопросов – где размещать это городище, кто будет делать реконструкцию,  как получить разрешение на  выделение земли, где найти нужные средства.  Но мы полны уверенности в том, что это трудное дело необходимо незамедлительно начинать.

Всех тех, кто  готов принять участие в восстановлении славянского городища на территории Можайского района,  просим писать на сайт. Обращаюсь  и к администрации РОО «Бородино 2012-2045» и приглашаю ее поддержать этот нужное для культуры страны начинание.

ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ. Чуев Феликс Иванович

“Почему я не стал премьер-министром?”

 

Чуев Феликс Иванович родился в семье летчика, участника Великой Отечественной войны. Семья жила на Дальнем Востоке, на Украине и в Молдавии. Детские и юношеские годы пришлись на войну и на послевоенное десятилетие. О своих родителях Чуев спустя годы напишет немало проникновенных строк «Батя. Десять стихотворений о Человеке» (1958-62), «Любовь моих родителей. Венок сонетов» (1977) и др. Именно от отца передалась ему горячая любовь к небу, и у Чуева рано появилась мечта стать летчиком.
Окончив среднюю школу с золотой медалью, Чуев решил поступать в летное училище, однако не прошел медицинскую комиссию, потерпел неудачу и при поступлении в 1958 в Московский авиационный институт. Став в том же году студентом физико-математического факультета Кишиневского университета, Чуев через год перевелся на факультет автоматики и вычислительной техники Московского энергетического института, который окончил в 1964. В студенческие годы посещал аэроклуб, прыгал с парашютом, совершал первые самостоятельные полеты, постепенно набирался пилотажного опыта. По окончании института Чуев работал авиационным инженером, принимал участие в испытаниях новых самолетов и систем.
Сочинять стихи Чуев начал в 3-м классе, читал их со сцены, занимая первые места на фестивалях пионеров и школьников. Первой публикацией Чуева была заметка в кишиневской газете «Юный ленинец» 18 марта 1953, посвященная смерти И.В.Сталина. В 8-м классе Чуев стал ходить на занятия литератрного объединения при молодежной газете.
Свои первые стихи Чуев напечатал еще во время учебы в школе (в 1956) на страницах газеты «Молодежь Молдавии». С его студенческими стихами в 1958 познакомился Я.В.Смеляков, выразивший надежду, что из Чуев получится настоящий поэт. В 1964 Чуев издал свой первый стихотворный сборник «Год рождения 41-й», обративший на себя внимание как поэтов, так и критиков. Спустя 2 года у Чуева вышла вторая книга стихов «Красные асы» (1966), которую поддержал Ю.В.Идашкин — автор рецензии «Начало полета» (Октябрь. 1967. №4. С.211-214).
В 1966 молодой поэт стал членом СП СССР.
В 1970 Чуев вступил в ряды КПСС, в 1971 окончил Высшие литературные курсы.
Особое чувство благодарности Чуев испытывал к Я.В.Смелякову (см.: Слово об учителе // Дружба народов. 1976. №6. С.284); существенную поддержку Чуев оказал в 1960-е и поэт Е.А.Исаев, справедливо подчеркнувший: «В поэзии Феликса Чуева проглядывает одна характерная черта, черта поколения: трепетное отношение к подвигу отцов. Он не декларирует своей благодарности тем, кто вынес на своих плечах войну и многие другие невзгоды, нет. Он сердечно и чисто пишет свою поэтическую исповедь» (Исаев Е.А. [О Феликсе Чуеве] // Мы — молодые / сост. В.Гейдеко и О.Воронова. М., 1969. С.311).
В июне 1967 Чуев вместе с другими молодыми литераторами побывал в ст. Вешенской и встретился с М.А.Шолоховым, который, прослушав несколько его стихотворений, одобрительно отозвался о них.
Чуев — автор около 30 поэтических книг. В стихах и поэмах Чуева рельефно преломляются свойства его натуры, увлеченной, целеустремленной, порывистой, щедрой. Один из его стихотворных сборников конца 1960-х не случайно озаглавлен «Гражданская лирика» (1968). Чуев — мастер ярких, непривычных, «жестких» метафор, однако его стихам порой недостает полутонов, художественной отделки, эстетической утонченности. Они иногда грешат то напористым «монологизмом», то описательностью, то «прозаизмами». Героями стих, и поэм Чуева нередко выступают реальные люди — летчики, космонавты, поэты и др. Чуев «вместе со своими убеждениями… отстаивал и свой стихотворный стиль, свою поэтическую манеру, свою интонацию, острохарактерную, жесткую и темпераментную» (Серебряков Г.В. Постижение высоты: Слово о друге-поэте // Чуев Ф. Избранное: стихи. М., 1984. С.8).
Через все творчество Чуева проходят сквозные темы: судьбы послевоенного поколения, утверждение уважительного отношения к идеалам и делам старшего (отцовского) поколения — поколения ярких, мужественных, крылатых людей, отстаивание связи с героическими традициями предков, непреклонная защита идей патриотизма и «закона» национально-исторической и сыновней преемственности, ответственность за будущее Отечества, постижение «русской идеи» и предназначение России. С течением времени круг тем, мотивов и образов Чуева непрерывно расширялся. Все больший вес в творчестве Чуева приобретала любовная лирика, по-новому осветившая внутренний мир поэта, далекого от мелодраматизма и сентиментальности. Обострялось у Чуева и чувство природы. Все чаще из-под пера поэта выходили стих, философско-исторического плана.
Будучи интернационалистом по духу — «…вырос на земле, где меня учили уважать людей другой национальности и дружить с ними мои отец и мать» (Солдаты империи. С.506),— Чуев не прошел мимо переводческой работы: в его переводах на русском языке зазвучали стихи многих поэтов братских республик бывшего СССР.
В конце 1970-х Чуев выпустил в серии «ЖЗЛ» книгу «Стечкин», представляющую собой жизнеописание основоположника теории воздушно-реактивных двигателей академика Бориса Сергеевича Стечкина (1891-1969), после которого «осталась высокая, нескончаемая песня моторов» (М., 1978. С.252).
На рубеже 1980-90-х Чуев, продолжая писать и публиковать новые стихотворные произведения, все чаще и чаще обращался к жанру исторической публицистики. В центре его внимания оказались лица и события сталинской эпохи, интерес к которой (как, впрочем, и к личности самого И.В.Сталина) всегда наблюдался и в его поэзии. Так в начале 1990-х к читателям пришли две книги Чуева, рисующие выразительные портреты таких государственных и политических деятелей, как В.М.Молотов и Л.М.Каганович, и ставшие бестселлерами периода «постперестройки»: «Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф.Чуева» (1991) и «Так говорил Каганович. Исповедь сталинского апостола» (1992). В 1999, вскоре после смерти Чуев, вышла его книга «Молотов. Полудержавный властелин». Говоря о Чуеве как историке в связи с его 55-летием, поэт и критик С.А.Золотцев счел необходимым подчеркнуть: «Одержимая любовь Чуева к реалиям сталинского времени, его страстный интерес к судьбам военных и государственных лидеров тех лет дали ему то, чего не заменишь ничем: знание. Точное, скрупулезное, детальное знание» (Золотцев С.А. Сын своего времени // Литературная Россия. 1996. №13. 29 марта. С.10).
Чуев как поэт и публицист остался верен своим убеждениям, основывающимся на глубоком чувстве патриотизма и на непрерывном познании отечественной истории, и советской, и дореволюционной, и древней. Однако в 1990-е исторические взгляды Чуева заметно углубились и сделались более диалектичными и объемными. «Русский пламень», прошлое России живут и в его исторической драме «Гололед» (1990), и в его публицистических работах.
В 1990-е на страницах газет и журналов появлялись новые стихи Чуева, которые свидетельствовали о том, что их автор был наделен обостренным чувством современности. Читательский интерес вызывали и новые очерки-портреты Чуева: «Не “списочный” маршал» ([о маршале авиации А.Е.Голованове] // Наш современник. 1995. №5. С.129-146), «Маршал Жуков» (Молодая гвардия. 1995. №8. С.134-156), «Формула Стечкина» (Молодая гвардия. 1999. №3-4. С.91-157), «На таких Иванах Русь держалась» ([О маршале И.С.Коневе] // Советская Россия. 1997. №150. 27 дек. С.4) и др. Из подобных публикаций у Чуева постепенно сложилась документально-мемуарная книга, рассказывающая о людях, которыми всегда будет гордиться Россия. Книга вышла в свет в 1998 под названием «Солдаты империи».
Героями книги, содержащей немало сенсационных, ранее замалчивавшихся фактов и документов, полученных автором «из первых рук», выступают М.М.Громов, Г.Ф.Байдуков, А.И.Покрышкин, Б.С.Стечкин, А.Е.Голованов, К.К.Рокоссовский, Г.К.Жуков, А.И.Маринеско, В.М.Молотов, И.В.Сталин, В.И.Попков, Ю.А.Гагарин, М.А.Шолохов, Я.В.Смеляков, В.А.Солоухин, приемный сын Сталина А.Ф.Сергеев и др.
Среди последних работ Чуева выделяется своей основательностью книга о конструкторе самолетов Сергее Владимировиче Ильюшине: «Ильюшин» (Молодая гвардия. 1997. №4-6). О своем трудном детстве Чуев очень ярко рассказал в документальной повести «Почему я не стал премьер-министром» (Молодая гвардия. 1995. №5. С.260-318). Любителям улыбнуться и посмеяться пришлись по душе заметки Чуева «Писательские чудачества» (Молодая гвардия. 2000. №1-4).
Чуев награжден орденом Дружбы народов и медалями. Он является лауреатом премий им. Н.А.Островского (1968), Всемирного фестиваля молодежи в Гаване (1978), Министерства обороны СССР (1983).

Страстная площадь Москвы. История.

 Автор – Лев Колодный

Самая многострадальная площадь старой Москвы — та, где стоит в окружении фонарей памятник Пушкину. Ее пространство двести лет застраивали, украшали и разрушили в минувшем веке на моих глазах, нанеся последние удары в 1960–1970-е годы. История площади началась в Средние века, с деревянных Тверских ворот в земляном оборонительном валу. В конце XVI века его заменили каменной, побеленной известкой стеной, получившей название Белого города. Воздвиг мощную крепость, окружавшую всю Москву, поражавшую иностранцев неприступностью и размерами, «государев мастер» Федор Иванов, по прозвищу Конь, отличившийся при трех царях: Иване Грозном, Федоре Иоанновиче и Борисе Годунове.

 

фото: Геннадий Черкасов

Через ворота в каменной стене, разборка которой началась при Екатерине II, шла дорога в Тверь и Новгород. На границе с городом это место заполнялось кузницами и лавками. Как пишет историк Иван Сытин, здесь в 1641 году насчитывалось 63 кузницы, где перед дальней дорогой подковывали лошадей, выделывали оружие, железную посуду и домашнюю утварь; здесь же шла бойкая торговля мясом и съестными припасами.

В помянутом году у Тверских ворот царь Алексей Михайлович, духовенство и народ встречали икону Божьей Матери Одигитрии, что в переводе с греческого значит «Предводительница». По преданию, ее написал в Нижнем Новгороде иконописец Григорий. К нему пришла крестьянка Екатерина, обезображенная за неисполнение обета удалиться в монастырь. Богородица повелела Екатерине дать иконописцу семь серебряных монет, собранных ее именем, и сказала: «Когда ты помолишься перед тем образом, получишь исцеление ты и многие другие». Икону называют Страстной, потому что у лика Девы Марии с младенцем изображены два ангела с орудиями страстей, мучений Христа.

Там, где произошла встреча Одигитрии, основали Страстной женский монастырь, воздвигли пятиглавый собор. Его Успенский колокол, обладавший уникальным звучанием, в пасхальную ночь первым откликался на звоны Ивана Великого. Этот сброшенный со звонницы колокол весом в 193 пуда многие годы служил инструментом в оркестре Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко и теперь возвращен церкви.

На Страстную площадь выходили Святые ворота монастыря и палаты с окошками келий. Над ними возвышалась надвратная церковь Алексия, основанная Натальей Кирилловной в честь мужа, царя Алексея Михайловича. После того как Петр I основал Санкт-Петербург, Тверская дорога стала Питерской, по ней мчались, как известно из песни, удалые ямщики на тройках с бубенцами. Между старой и новой столицами двигались всевозможные «транспортные средства» на конной тяге: телеги, возки, кареты, коляски, дилижансы…

У Тверских ворот по случаю побед русского оружия, коронации Екатерины II и Павла I сооружали Триумфальные арки. А когда разобрали стены Белого города, образовалась площадь, по монастырю прослывшая Страстной. Одним из первых появился на площади в 1776 году двухэтажный дом на углу Страстного бульвара и Тверской улицы, подросший в XIX веке на этаж. Его помнят старожилы-москвичи, ходившие в кинотеатр «Центральный» (дом стоял под номером 1 на Страстной площади, ставшей в 1918 году площадью Декабрьской революции и переименованной в Пушкинскую площадь в 1931-м).

В 1803 году рядом с этим угловым домом справила новоселье в существовавшем в XVIII веке большом доме на Страстной площади жена камергера Марья Ивановна Римская-Корсакова. Предком этой фамилии считается некий Корсак из Литвы, присягнувший князю Василию, сыну Дмитрия Донского. Римскими его потомки стали по указу царя Федора Алексеевича, поскольку претендовали на происхождение из Рима. Нам на пути по бульварам встречался фаворит Екатерины II генерал-адъютант Иван Николаевич Римский-Корсаков, удаленный царицей из Зимнего дворца в Петербурге за банальную измену.

Служили дворяне Римские-Корсаковы стольниками, воеводами, генералами, адмиралами. Немеркнущую славу принес роду военный моряк и профессор Петербургской консерватории Николай Андреевич Римский-Корсаков, автор симфоний и опер «Садко», «Царская невеста», «Сказка о Золотом петушке», «Снегурочка», не сходящих со сцен театров России.

Марью Ивановну знала и чтила вся Москва. Она была богата, владела тысячами крепостных в Пензенской и Тамбовской губерниях. Но не тиранила крестьян, не разлучала семьи. Поэт, князь Петр Вяземский писал о ней: «Марья Ивановна Римская-Корсакова должна иметь почетное место в преданиях хлебосольной и гостеприимной Москвы. Она жила, что называется, открытым домом, давала часто обеды, вечера, балы, маскарады, разные увеселения… Красавицы дочери ее, и особенно одна из них, намеками воспетая Пушкиным в „Онегине“, были душою и прелестью этих собраний. Сама Мария Ивановна была тип московской барыни в хорошем и лучшем значении этого слова».

 
   
  Мария Римская-Корсакова.  
 

 Живя в Москве, Римская-Корсакова родила восемь детей: пять красивых дочерей и трех ладных сыновей. Царила в доме она, муж жил в подмосковной усадьбе. Старший сын Павел погиб геройски в Бородинской битве. Младших — Григория и Сергея — на войне пуля миновала. Искала она мужей дочерям, и то была одна из причин, что в доме «бал следовал за балом, без передышки, и в промежутках всевозможные завтраки, катанья, детские утра и пр.».

Одна из ее дочерей, Софья, вышла замуж за влиятельного московского полицмейстера Волкова, ставшего шефом жандармов Москвы и прилегающих к ней губерний, генерал-лейтенантом.

Другая дочь, Екатерина, в 23 года влюбилась в завсегдатая дома, друга брата Григория, 38-летнего подполковника Александра Алябьева, уволенного в отставку «с мундиром и пансионом». Его мелодичная музыка опер и водевилей звучала в театрах Москвы и Петербурга, романсы пели во всех гостиных России.

 
   
  Александр Алябьев.  
 

 Свадьба не состоялась. На вершине славы подполковника и его друзей арестовали в начале 1825 года по подозрению в убийстве после азартной игры в карты, закончившейся через несколько дней внезапной смертью проигравшегося помещика. После чего ни о какой помолвке с опозоренным подполковником речи быть не могло. Марья Ивановна выдает Екатерину замуж.

В год ареста в застенке Тверской части, неподалеку от Страстной площади, пишет узник переживший века романс «Соловей» со словами Дельвига:

Соловей мой, соловей,

Голосистый соловей,

Кто-то бедная, как я,

Ночь прослушает тебя,

Не смыкаючи очей,

Утопаючи в слезах.

«Соловей» впервые прозвучал на сцене Большого театра, когда автор музыки ждал приговора. «Русскому таланту и тюрьма на пользу», — высказался по этому поводу композитор Верстовский. Алябьев просил передать ему: «Рядом со мной много камер». Чайковский позднее признавался в одном из писем: «Иногда в музыке нравится что-то совсем неуловимое и не поддающееся критическому анализу. Я не могу без слез слышать этот романс Алябьева».

Лишенный орденов, заслуженных в 1812 году в заграничных походах, воинского звания и дворянства, Алябьев в Сибири пишет неувядаемую музыку романса на слова Пушкина, так созвучные его незаслуженным страданиям:

Я вас любил, любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем.

Но пусть она вас больше не тревожит,

Я не хочу печалить вас ничем.

В долгой ссылке Алябьев создает цикл романсов, посвященных Екатерине, они изданы спустя семь лет после ареста. Лишь спустя 15 лет, когда умирает ее муж, Екатерина сама предлагает Александру руку и сердце. Ее дом в стиле ампир с портиком из шести полуколонн на Новинском бульваре, 7, во дворе становится «домом Алябьева».

Автор очерка «Загадка «Соловья», посвященного трагедии композитора, обвиненного в недоказанном убийстве, профессор Нина Молева пишет:

«Алябьев не прочтенной нами тенью скользит по всем страницам „Горя от ума“. Вот Репетилов — муж сестры Алябьева, Варвары Александровны, неисправимый болтун, остряк, но храбрейший офицер, Николай Александрович Шатилов. Вот Горич — брат Степана Бегичева, литератор Дмитрий, женатый на сестре Дениса Давыдова…»

В доме Бегичева, лучшего друга, Грибоедов жил и сочинял «Горе от ума»; Дениса Давыдова не нужно представлять.

 
   
  Александр Грибоедов.  
 

Александр Грибоедов, вернувшись в родную Москву после пятилетней службы в Персии в 1818 году, неоднократно бывал в доме на Страстном бульваре. Его двоюродная сестра Софья Грибоедова, которую считают прототипом Софьи Фамусовой, вышла замуж за Сергея Римского-Корсакова, младшего сына Марьи Ивановны. Отец Софьи, дядя драматурга, прототип Фамусова, естественно, не мог не бывать у близкой родственницы.

…Марья Ивановна имела привычку писать подробные письма, порой по нескольку в неделю, отправляла их дочерям и любимому сыну Григорию, кутившему далеко от Москвы. Многие ее письма сохранились. Изучив архив Римских-Корсаковых, письма и дневники ее современников, Михаил Гершензон, признанный «историком русской литературы и общественной мысли», воссоздал «историческую иллюстрацию» Москвы, вдохновившую Александра Грибоедова создать «Горе от ума».

«Войдем же в дом Марьи Ивановны, — писал Гершензон в изданной в 1914 году классической работе „Грибоедовская Москва“, — нас охватит атмосфера „Горя от ума“. Дом большой, просторный, в два этажа и два десятка комнат, умещавший в себе маскарады и балы на сотни персон и благотворительные концерты. Фасад выходит на Страстную площадь: нынешние москвичи знают здание 7-й мужской гимназии».

По его словам, «просторный вестибюль с широкой лестницей вверх часто воспроизводят на сцене в последнем явлении «Горя от ума». Вся история гениальной комедии, как он пишет, — эпизод из жизни самого Грибоедова, а сам автор — прототип главного героя, Чацкого.

По-видимому, наслушавшись рассказов о красоте дочерей Римской-Корсаковой, Пушкин, будучи в южной ссылке, спрашивал в письме друга поэта князя Вяземского: «Где Марья Ивановна Корсакова, что живет или жила против какого-то монастыря (Страстного, что ли), жива ли она, где она, если умерла, чего Боже упаси, то где ее дочери, замужем ли и за кем, девствуют ли или вдовствуют и проч.». После долгой разлуки с Москвой в 1826 году Пушкин, проносившийся в возке по ухабам Тверской, увидел:

…Мелькают мимо будки, бабы…

Мальчишки, лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды,

Купцы, лачужки, мужики,

Бульвары, башни, казаки,

Аптеки, магазины моды,

Балконы, львы на воротах.

Галки сидели на крестах собора монастыря и соседней церкви Дмитрия Солунского.

Наезжая в Москву, Александр Сергеевич заходил в ворота Страстного монастыря. Славился он пением церковного хора.

Вернувшегося из ссылки Пушкина часто видели в компании с Петром Вяземским и Григорием Римским-Корсаковым. «Особенно памятна мне одна зима или две, когда не было бала в Москве, на который не приглашали бы его и меня, — вспоминал Вяземский. — После пристал к нам и Пушкин. Знакомые и незнакомые зазывали нас и в Немецкую Слободу, и в Замоскворечье.

Наш триумвират в отношении к балам отслуживал службу свою наподобие бригадиров и кавалеров св. Анны, непременных почетных гостей…

В это же время Пушкин начал бывать у Марьи Ивановны; так, удостоверено, что он был у нее 26 октября (1826 г.) на вечере, который Марья Ивановна устроила специально для него и куда она назвала множество гостей».

Об этом вечере сохранилось воспоминание одной из знакомых хозяйки дома: «Поутру получаю записку от Корсаковой. „Приезжайте непременно, нынче вечером у меня будет Пушкин — Пушкин, возвращенный из ссылки императором Николаем, Пушкин, коего дозволенные стихи приводили нас в восторг, а недозволенные имели в себе такую всеобщую завлекательность“. В 8 часов я в гостиной у Корсаковых; там собралось уже множество гостей. Дамы разоделись и рассчитывали привлечь внимание Пушкина, так что когда он вошел, все они устремились к нему и окружили его. Каждой хотелось, чтобы он сказал ей хоть бы слово».

Пушкин наведывался в этот дом и влюбился в Александру, дочь Марьи Ивановны, и красавица не осталась к нему равнодушной. Как пишет автор «Грибоедовской Москвы», Вяземский дважды высказывал предположение, что в 52-й строфе главы седьмой «Евгения Онегина» Пушкин имел в виду именно эту женщину:

У ночи много звезд прелестных,

Красавиц много на Москве,

Но ярче всех подруг небесных

Луна в воздушной синеве.

Но та, которую не смею

Тревожить лирою моею,

Как величавая луна,

Средь жен и дев блестит одна.

С какою гордостью небесной

Земли касается она!

Как негой грудь ее полна!

Как томен взор ее прелестный!

Вяземский писал, что Александра «была душой и прелестью этих собраний».

В известном «донжуанском» списке Пушкина помянуты две Александры; не исключено, как считают пушкинисты, что одна из них — Римская-Корсакова. Ее именем названа героиня начатого «Романа на Кавказских водах» — в нем под фамилией Корсаковой, упоминаемой в вариантах плана сюжета, должная была предстать Марья Ивановна как «чрезвычайно любезная представительница Москвы».

 
   
  Александра Римская-Корсакова. Рисунок А.С.Пушкина.  
 

 В начале 1829 года Вяземский увидел в Пушкине необъяснимую перемену: «Он что-то во все время был не совсем по себе. Не умею объяснить, ни угадать, что с ним было, или чего не было, mais il n’était pas en verve (он не был в ударе. — Л.К.). Постояннейшие его посещения были у Корсаковых и у Цыганок; и в том и в другом месте видел я его редко, но видал с теми и другими, и все не узнавал прежнего Пушкина».

Потому не узнавал, что влюбился друг тогда без взаимности в Наталью Гончарову…

http://www.mk.ru/moscow/article/2012/06/06/712253-strastnaya-ploschad.html?utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter